Лингвистические детективы - Шанский Н.М. 2002

Слова среди других слов
Казначей, барабанщик и баемач

ВВ языке немало слов-родственников, генетические связи которых совершенно не чувствуются. Превратности языковой судьбы резко меняют и их фонетическое «лицо», и их морфемный характер. Встречаясь с ними, мы и не подозреваем прежней близости этих слов. К таким лексическим единицам можно отнести и те слова, которые вынесены в заглавие, хотя на первый взгляд кажется, что между ними ничего общего нет и не могло быть. В самом деле, что роднит эти слова сейчас? Пожалуй, только одно категориальное значение лица: все они обозначают пусть и разное, но действующее лицо и в соответствии с этим относятся к разряду имен существительных лица. Ничего другого, что бы их сближало, современное языковое сознание нам не подсказывает. Особенно разными они кажутся по своей словообразовательной структуре и морфемному составу. Слово барабанщик в своей основе членится на непроизводную основу барабан— и агентивный суффикс — щик (-чик), свободно выделяющийся в других словах, более того — активно их образующий (ср.: атомщик, трамвайщик, бетонщик и др.). Что касается слова казначей, то в нем рядом с непроизводной основой казн— (ср. казна) мы наблюдаем уже нерегулярный суффикс— ачей, суффикс в известной степени уникальный. Существительное же басмач вообще предстает перед нами как корневое, и, несмотря на все это, названные существительные оказываются генетически принадлежащими к одной и той же словообразовательной модели. А отрезки — щик, — ачей и — ч восходят к одному и тому же суффиксу лица. Какому? Агентивному суффиксу — чи тюркских языков. Вряд ли вы думали (мне приходилось это проверять на многих аудиториях), что слово барабанщик нерусское по своему происхождению: ведь это «тот, кто играет на барабане», так же как, скажем, стекольщик — это «тот, кто вставляет стекла». И тем не менее это так. Слово барабанщик такой же тюркизм, как казначей и басмач. Только заимствовались эти слова в разное время, поэтому их русификация и происходила по-разному. Данный пример — яркое доказательство глубокой разницы (иногда даже пропасти), которая существует между современной словообразовательной структурой слова и его реальным происхождением в языке.

Но обо всем по порядку. Ранее всего в нашей речи появилось слово казначей. Древнетюркское казначи было переоформлено в древнерусском языке в казначии (конечное и равно /ь), а затем, после падения редуцированных, изменилось в казначей, так же как Сергий > Сергей. Так, сохранив соотнесенность со словом казна, оно получило современную структуру: казн-ачей(). В этом отношении его судьба напоминает устаревшие слова домрачей (< домрачи), арбачей (< арбачи) и др. (по происхождению тоже тюркизмы).

Иная судьба ждала тюркское барабанчи. Оно пришло к нам уже тогда, когда в русском языке суффикс — чик (-щик) стал активным словообразовательным элементом, с помощью которого оформлялись многие новые слова со значением действующего лица. По картотеке древнерусского словаря Института русского языка РАН, оно впервые фиксируется в памятниках начала XVI в. Тюрк. барабанчи при заимствовании было подогнано под слова на— щик типа данщик, точно так же как ранее ямчи > ямщик и позднее духанчи > духанщик. Языковое чутье подводит нас здесь особенно сильно: казалось бы, самое русское слово, образованное продуктивным суффиксом со значением лица, на поверку оказывается иноязычным.

Заимствованный характер слова басмач чувствуется сразу. Это объясняется и тем понятием, которое оно выражает, и новыми условиями его усвоения. Борьба с басмачеством в Средней Азии хотя и является прошлым, но все еще свежа в памяти многих. Узбекское происхождение этого слова ясно. Слово басмач примечательно не столько своим сторонним характером, сколько способом своего переоформления на русской почве. Тюрк. басмачи (буквально «налетчик»), являющееся в языке-источнике суффиксальным производным от басма «налет», было осознано, по аналогии со словами трубачи, лихачи, богачи и т. д., как форма им. п. мн. ч. Кусочек тюркского суффикса— чи — и стал окончанием в русском языке. Произошло «межъязыковое» переразложение на стыке корня и суффикса, которое привело к рождению слова, состоящего из корня и окончания. Так появилось совершенно немыслимое для тюркских языков слово басмач с нулевым окончанием после непроизводной основы.

Как видим, совершенно непохожие друг на друга по своей структуре слова генетически все являются тюркизмами и принадлежат к одной и той же словообразовательной модели. Однако в языке бывает и обратное. Слова, структурно идентичные, в действительности по своему происхождению могут быть самыми разными. Но об этом рассказ особый.