О чем речь - Ирина Левонтина 2016

История и слова
Над законом

Tempora mutantur et nos mutamur in illis — «Времена меняются, и мы меняемся с ними». Я вот вспоминаю, как начинался новый капитализм. Невероятно распространилось слово кооператор. Сначала-то частная инициатива пришла через кооперативы. Закон СССР от 26 мая 1988 года № 8998-XI «О кооперации в СССР» гласил:

Настоящий Закон в соответствии с Конституцией СССР определяет экономические, социальные, организационные и правовые условия деятельности кооперативов на основе развития ленинских идей о кооперации применительно к современному этапу строительства социализма в СССР. Закон призван раскрыть огромные потенциальные возможности кооперации, возрастание ее роли в ускорении социально-экономического развития страны, усилить процесс демократизации хозяйственной жизни, придать новый импульс колхозному движению, создать условия для вовлечения в кооперативы широких слоев населения. Он направлен на всемерное использование кооперативных форм для удовлетворения растущих потребностей народного хозяйства и населения в продовольствии, товарах народного потребления, жилище, разнообразной продукции производственно-технического назначения, работах и услугах.

Мы ведь еще помним вдруг откуда ни возьмись появившиеся кооперативные рестораны, кооперативные туалеты, мы помним даже понятие кооперативное кино. Разговоры были такие: «Не буду покупать у кооператоров, поищу по госцене», «У нас там кооператоры пекарню открыли», «Да он кооператор какой-то, богатый». Запомнились еще база отдыха «Кооператор», магазин «Кооператор Кубани».

Конечно, само слово кооператор отнюдь не новое. Мы же помним, как Ленин определял социализм как «строй цивилизованных кооператоров», да и наш «Кооператор Кубани» — еще тот, старый. Но тут через кооперативы, напротив, просочился дух капитализма, а социализм очень быстро затрещал по швам. Кооперативная эпоха скоро прошла, она оказалась лишь прелюдией к дикому капитализму с малиновыми пиджаками и бандитскими стрелками, но еще какое-то время народ называл любых бизнесменов кооператорами.

Оно и понятно. Хорошего-то слова не было. Самого бизнесмена словари до последнего определяли так: «В США: делец, предприниматель, стремящийся из всего извлечь крупные барыши в целях личной наживы». Вот так. Как говорил товарищ Сталин, «нэ у нас, канэшна». Это определение так и дышит социальной неприязнью. Барыши, нажива — ужас. Да и делец, между прочим, в словарях определялся, в частности, как человек, ведущий свои коммерческие дела, «не стесняясь в средствах для достижения цели». Некоторое время слово бизнесмен еще употребляли иронически, в кавычках — потом кавычки потерялись. Предприниматель же сначала казался чем-то не из нашей жизни (из серии «Мне в Париж по делу срочно» у Жванецкого). Это сейчас человек спокойно говорит о себе: «Я индивидуальный предприниматель», а тогда это слово вызывало в воображении разве что какого-нибудь дореволюционного фабриканта и заводчика или же иностранного мистера Твистера — владельца заводов, газет, пароходов. С течением времени предприниматель, как и бизнесмен, стали чем-то привычным, а слово кооператор рассосалось, сделав свое дело, то есть расчистив место для слов с капиталистическим значением, но без оценки.

Или вспомним Первый съезд народных депутатов СССР (25 мая — 9 июня 1989 года). Там ведь только и речи было, кроме, разумеется, пресловутой «шестой статьи» (для молодежи — это статья Конституции о том, что КПСС — руководящая и направляющая сила советского общества), что о привилегиях. Ну, немножко еще о секретных протоколах к пакту Молотова — Риббентропа. Знаменитый филолог Вяч. Вс. Иванов еще вопрос о них задавал. Так вот эти самые привилегии стали просто мемом своего времени. На идее борьбы с привилегиями партийной номенклатуры в значительной степени построил свою позицию Ельцин. Помнится, он как-то даже в трамвае проехался в порядке борьбы с этими самыми привилегиями. Ельцин победил, началась новая эпоха…

А потом слово привилегии постепенно как-то растеряло свой пафос и накал, а там и забылось. Вернее, слово-то никуда не исчезло, но раньше, если сказать привилегии, то никому не надо было объяснять, чьи это привилегии и в чем они состоят. Теперь не то.

Никто уже ни о каких привилегиях не говорит. Зато есть другое мегаслово, в котором сосредоточилось жизненное зло. Это слово коррупция. Человек, недовольный устройством нашей жизни, объясняя причины своего недовольства, обязательно скажет слово коррупция (расскажет про кооператив «Озеро», про «дочь построила бизнес с нуля», про особенности нашей судебной системы, а также и про разные мелкие поборы и несправедливости, с которыми сталкивается каждый день). На борьбе с тотальной коррупцией теперь строит свою позицию Алексей Навальный («РосПил»). Но и защитники режима не спорят с тем, что коррупция есть. Во время избирательной кампании Путина руководитель штаба Путина режиссер Станислав Говорухин заявил, что в России, мол, есть коррупция, но она «цивилизованная».

Это я к чему говорю. Если задуматься о словах, то становится поразительно ясно, насколько идеалистическими были наши представления тогда, четверть века назад. Просто хочется спеть: «Боже, какими мы были наивными, / Как же мы молоды были тогда». Ведь само слово привилегии содержит представление о том, что в мире есть закон, перед которым вообще-то все равны, только вот плохо, что есть такие, которые «равнее прочих». Имеют привилегии то есть. Надо это поправить, и все станет хорошо.

Насколько это более радужное представление по сравнению с нынешней картиной, в которой закона нет вообще, а коррупция стала нормой. Замечательно иллюстрируют со временные установления популярные в обиходе слова распил, откат и занос. В них никакого пафоса нет, в них отражена позиция человека, который уже привык к такому устройству жизни, оно уже стало для него обыденностью.