О чем речь - Ирина Левонтина 2016

Небесный Розенталь
Жеманство, больше ничего

А вот еще одна из героинь «Слова и анти слова» (www.mn.society_edu/20130308/339289799.html), «автор песен и музыкант Наталья О’Шей (Хелависа)», отрекомендовавшаяся среди прочего лингвистом, говорит, что ненавидит «откровенно неграмотные слова плана «волнительный«». Интересно, думаю, что такого откровенно неграмотного в слове волнительный? В нем просто некая ненужная экзальтация, а с грамотностью ничего такого. Но далее она поясняет: «Я терпеть не могу неверные ударения и новообразования восьмидесятых годов — уже упоминала ужасное словечко «волнительный«. Что это за слово? Кто такой «волнитель«?» Ну, она же говорит, что лингвист. При чем тут волнитель? Что, если есть слово упоительный — должен быть упоитель? Или оно тоже неграмотное? А восхитительный — восхититель? Зубодробительный — зубодробитель? Наконец, если офигительный — то и офигитель?

Впрочем, замечательная лингвистка С. М. Толстая обратила мое внимание на то, что в слове волнительный все-таки есть легкая словообразовательная аномалия — хотя, конечно, связанная вовсе не с тем, существует или нет слово волнитель. Просто прилагательные на -ительный свободнее всего образуются от глаголов на -ить — ит: унизить — унизительный, усилить — усилительный и т. п. А от какого-нибудь карать наиболее естественное прилагательное будет карательный. И вот, например, нестандартное производное пользительный (от пользовать), говорит Светлана Михайловна, тоже какое-то вульгарное и неприятное. Однако просмотр Грамматического словаря Зализняка показывает, что есть еще несколько аналогичных образований: чувствительный, действительный, именительный, неукоснительный, увольнительный, некоторые, как и волнительный, — от глаголов на -овать. Но к чувствительному или именительному нет же никаких стилистических претензий.

Кто спорит, слово волнительный никак не назовешь нейтральным. Более того, оно входит в список дежурных речевых шероховатостей, который легко воспроизведет каждый культурный носитель русского языка, будучи разбуженным среди ночи (кофе мужского рода, одеть — надеть не путаем, звóнишь и ложишь ужасно, как бы — слово-паразит):

СИНДЕЕВА. Конечно. И вот сейчас вы уже в наше время — опять руководитель телевизионного канала. И для меня, как человека, оказавшегося в этом телевизионном бизнесе, разговор с вами и волнителен, хотя говорят, что нет такого слова. ЛЫСЕНКО. Но очень модное слово — волнительно. Оно комсомольское, из комсомольского жаргона. СИНДЕЕВА. Наши редакторы очень ругаются (http://tvrain.ru/articles/anatolij_lysenko_glava_obschestvennogo_tv_cherez_mnogo_let_nyneshnim_zhurnalistam_budet_ochen_stydno_smotret_v_zerkalo_i_dumat_kakaja_zhe_ja_svoloch-381675/).

Проблема не в этом. Часто люди думают, что «нормальность» или «ненормальность» — это такое имманентное свойство слова, коренящееся в его структуре. На самом деле просто у каждого слова свои пути вхождения в язык, своя история жизни, своя окраска, которую оно может приобретать, терять или менять. Нам говорят: вот, мол, волнующий — нормальное слово, а волнительный — ненормальное. Но нормальное слово — это всего лишь слово, которое закрепилось в языке с нейтральной окраской. То же, которое не закрепилось, кажется ненормальным. Ведь слово трогательный — такое же по структуре, как волнительный, однако оно нейтральное. А трогающий вообще не вошло в язык. Сложись иначе, победили бы варианты трогающий и волнительный, и те же люди с тем же пафосом рассуждали бы о нелепости вариантов трогательный и волнующий.

И потом, с чего это волнительный — «новообразование 80-х годов»? Вот же:

Можно в толпе и при самом волнительном зрелище оставаться спокойным и радостным, и можно лежа в постели себя измучить своими мыслями, так что будешь задыхаться от волнения (Л. Н. Толстой. Письмо Л. Л. Толстому от 28 января 1894 г.).

И отчего все в мире так странно, так волнительно. «Волнительно», — повторил громко Мартын и остался словом доволен (Вл. Набоков. Подвиг, 1931).

Если бы такая неловкость произошла в действительности, она бы принесла нам много неприятных, волнительных минут (К. С. Станиславский. Работа актера над собой, 1938).

Для Художественного театра цензура разрешила запрещенные раньше места, и вся Москва волнительно ожидала этого спектакля, боясь, что их любимый театр должен будет уступить пальму первенства в этой постановке Малому театру (Н. Ф. Балиев. Воспоминания, 1930—1936).

Кстати, наверное, от Станиславского, от актеров его школы и пошла мода на это слово. Замечательно об этом у Аксенова:

Выступать она не умела, сильно путалась, говорила какие-то шаблонные, свойственные «людям искусства» слова: «где-то по большому счету» и «волнительно» вместо «волнующе» — и произносила прилагательные мхатовским говорком, то есть так, как ни в жизни, ни на экране никогда не говорила (В. Аксенов. Пора, мой друг, пора, 1963).

Действительно, в этом слове долго ощущалось что-то актерское. Как написал мне в подтверждение этого один из читателей: «Про «волнительно« мне отец, завзятый театрал, так и объяснял в детстве, в 60-е, что так говорят только артисты». Тут ведь вот еще что интересно. На самом деле понятно, почему людям нравилось говорить волнительный вместо волнующий. Слово волнующий к тому моменту захватило уже очень широкий спектр эмоций, включая и весьма «общественные»:

С быстротой спутника облетела Пекин и весь 600-миллионный Китай волнующая весть об успешном запуске Советским Союзом космической ракеты в направлении Луны (Северный колхозник. 01.06.1959).

Ведь теперь вплотную придвинулся момент — самый жгучий, волнующий, радостный, страшный, — момент первого испытания машины (А. А. Бек. Талант, 1956).

И когда слово волнительный вошло в обиход, оно призвано было подчеркнуть сугубо частный характер переживания, некую особую душевную трепетность, но судьба его сложилась неудачно: в нем появился неприятный оттенок жеманства, за который его радостно клеймили. А сейчас не цитатно это слово вообще мало кто употребляет, зато многие поминают в рассуждениях о том, что вот есть некоторые слова дурного тона — причем рассуждения эти были уже в 60-е — 70-е годы.

Кстати о переживаниях. Давно хочу написать о том, как изменилось употребление слова переживать. С детства мне кажется, что во фразе из песни Окуджавы про пиджак (1960)

…а сам-то все переживает:
Вдруг что не так. Такой чудак —

есть какая-то обиходность. Вполне симпатичная, но тем не менее. Еще запомнилось, как по-домашнему Наина Ельцина в каком-то телеинтервью говорила после предательства Коржакова: «Борис Николаевич очень переживает». Понятно, что есть классическое употребление слова переживать в эмоциональном смысле: «Он тяжело переживал предательство друга». Но вот в какой-то момент возникло это обиходно-разговорное: «Он очень переживает» — оно кажется довольно новым. Причем в отличие от классического переживать предательство, чисто ретроспективного, «новое» может быть и проспективным. То есть в этом смысле переживать можно не только по поводу уже случившегося (как в примере с Ельциным), но и по поводу возможного («вдруг что не так» — как в примере из Окуджавы). И мне стало интересно, насколько оно новое, такое значение. Это можно прикинуть, поискав в Национальном корпусе русского языка на сочетание переживать + что. Конечно, ясно, что будет мусор, но немного (например, фразы типа «что он переживал», «что чувствовал»). Ну и вот. Всего в Корпусе такого больше пары сотен, но при этом до начала XX века вообще ничего, а в первой половине ХХ всего пара примеров, но нашлась: «Значит, вы, я так вас понял, не сильно и переживаете, что сюда попали?»(П. Ф. Нилин. Последняя кража, 1937). «Валя, я никогда не думал, что буду так переживать, что ты ушла одна» (А. А. Фадеев. Молодая гвардия, 1951). Ну, в общем, не то чтобы совсем новое, но распространилось действительно не так давно. Что-то такое явно с этим словом происходило как раз в то время, к которому относятся примеры, не зря вот тут оно в кавычках: «Я сам тогда так носился со своими рисунками, так всё это «переживал«…» (Г. Эфрон. Дневники. Запись от 17 ноября 1940 г.). В общем, надо будет этим заняться.