О чем речь - Ирина Левонтина 2016

О лирике и прочих пустяках
Современность

И опять стихи — как сказано у Льва Лосева,

«…Чтоб тикали и говорили время…»
………………….
«…Послушайте, вы это о стихах?»
«Нет, о часах, наручных и карманных…».
«Нет, это о стихах и о романах,
О лирике и прочих пустяках».

(«У женевского часовщика»)

Недавно замечательный историк русской литературы Олег Проскурин опубликовал в Фейсбуке чрезвычайно забавную заметку «Михалков и кола» (https://www.facebook.com/oleg.proskurin.7/posts/583825441702887). Суть ее вкратце такова. Речь идет о басне поэта-лауреата под названием «Ах, кока-кола!». В этой басне рассказывается, как

По выставке американской,
Что освещает быт заокеанский
(Но почему-то не со всех сторон!),
Ходил прелюбопытный посетитель,
До заграничного, видать, большой любитель.

И вот в своей любви ко всему заграничному он обпился кока-колы, попал в больницу, где лечился и питался бесплатно. Мораль:

Перед чужим он слепо преклонялся,
А своего, увы, не замечал.

Дата — 1959 год, когда прошла первая в СССР американская выставка в Сокольниках. Однако, сообщает нам исследователь, никакой кока-колы на ней не было. Наоборот — была пепси-кола, которой действительно бесплатно поили посетителей, включая и Н. С. Хрущева, о чем есть и фотосвидетельство — знаменитая фотография, где Никсон угощает Хрущева пепси: http://www.sostav.ru/articles/rus/2013/columns/kmfr2011/images/47/10114/khrushchevnixon.jpg. Прекрасны и выражения лиц, и надпись на стаканчике — pepsi. Но дотошный филолог идет дальше: оказывается, в первой версии басни, напечатанной в № 23 журнала «Крокодил» за 1959 год, никакой кока-колы и в помине не было, а фигурировала именно пепси-кола. Просто потом эта компания стала плодотворно сотрудничать с СССР, так что басня была слегка изменена (вместо пепси стало кока, и борьба с низкопоклонством продолжилась). Эти механизмы эволюции текста под напором меняющейся действительности хорошо нам знакомы по более известному произведению, вышедшему из-под того же пера. «А я, ей-богу, напишу когда-нибудь биографию С. В. Михалкова для серии «Жизнь замечательных людей«. И Захар Прилепин со своим Леоновым сопьется от зависти», — заключает Проскурин.

Надо сказать, что в этом произведении вообще много примет времени. Вот, например, что еще отмечает будущий биограф Михалкова: в первой, пепсикольной, версии басни одиннадцатая и двенадцатая строка выглядят так: «Так, ахая под звуки рок-н-ролла, / Он наконец дошел до пепси-кола…» (NB историкам языка и историкам русской версификации: слово не склонялось; рифма была точной). Далее же изменилась не только рецептура, но и грамматика: стало «до кока-колы» (возможно, мы никогда не узнаем, произошли ли эти два изменения одновременно). Низкопоклонство там или не низкопоклонство, но слово кола было быстро освоено и стало склоняться. Интереснее, однако, другое. Если бы поэт был жив и собрался снова публиковать свою басню (а все идет к тому, что тема может вновь стать актуальной), он вполне мог бы вернуться к точной рифме (рок-н-ролла — кола). Потому что с тех пор грамматика снова изменилась и бренды теперь тяготеют к несклоняемости: нас призывают не только «пить кока-кола», но и «покупать в «Евросеть«». Еще примета времени — михалковский низкопоклонец восторгается:

«Ах, что за живопись! Законно! Мирово!»,
«Ах, сразу видно, что она оттуда!»,
«Ах, ах, абстрактное какое мастерство!..»

Ну, абстракционизм и хрущевская эпоха — этот сюжет нам понятен. Но Михалков бичует и язык своего героя. Действительно, словечки законно и мирово весьма характерны. Законно я помню, но выискивать примеры на нужное значение слишком трудно, а вот зато на мирово Корпус услужливо нам их предоставляет:

Ну, на этот раз тебе не хочется сказать «мирово», «сила» или еще что-нибудь неандертальское? (Николай Дубов. Небо с овчинку, 1966).

Хоть он и поет мирово, но не жених! (Анатолий Приставкин. Ночевала тучка золотая, 1981).

Вместо будешь побит — схлопочешь, вместо хорошо — блеск! сила! мирово! мировецки! вместо иду по Садовой — жму через Садовую (К. И. Чуковский. Живой как жизнь. Рассказы о русском языке, 1962).

Играя с ребятами, Саша усвоил себе их выражения: «мирово погулял», «мирово покатался» и проч. На их жаргоне «мировое мороженое» — самое лучшее. Поэтому Саша с недоумением спрашивает: — Почему мировая война? (К. И. Чуковский. От двух до пяти, 1933)

Как мы видим, мирово существовало к тому времени довольно давно, но пуристы так с ним и не смирились, а там оно и ушло, вытесненное более новыми классно, прикольно, круто, супер и т. п.

Но больше разбередили мою память другие михалковские строки: «То тут, то там прегромко ахал он: / «Ах, что за стильная модерная посуда!«» А ведь и правда, было же слово модерный, давненько я его не слышала. Сразу вспомнилось читанное в детстве стихотворение Юлии Друниной:

По улице Горького — что за походка! —
Красотка плывет, как под парусом лодка,
А в сумке «модерной» впритирку лежат
Пельмени, Есенин, рабочий халат.

(«Девчонка что надо!»)

Между прочим, вполне гуманистическое по тем временам произведение: помада с крамольным оттенком, но не стиляжка, «девчонка что надо». А не то что — сегодня, мол, помада, а завтра Родину предаст. Я помню слово модерный, слышала. Мне оно и тогда странным казалось: более естествен вариант с суффиксом — модерновый. Ну ведь, например, английское прилагательное cool заимствуют в русский язык не как кулый, а как кульный (крутой то есть).

Словари, между прочим, и сейчас дают модерный без помет, сообщая при этом, что это заимствование советской эпохи. Между тем оно встречается и в более ранних текстах, хоть и редко: «…Вылощенные, написанные модерным стилем произведения, трактующие о смысле жизни…» (Л. И. Аксельрод (Ортодокс). Карл Маркс и немецкая классическая философия, 1908). Да и у Набокова пару раз попадается в «Лолите» — вряд ли у советских коллег почерпнул. Но, действительно, у нас слово зачастило в 60-е. С отвращением: «Я помню, как откуда-то с Запада захлестнула Москву повальная мода на модерную мебель» (В. Солоухин. Письма из Русского музея, 1966). Или с восхищением: «Рубашка у меня такая теплая, модерная, а материал — орлон, синтетика, так сказать» (А. Битов. Записки из-за угла, 1964). Тут характерно, что именно «синтетика». В 70-е годы даже магазин такой был, потом его в «Весну» переименовали. Сейчас бы и в голову не пришло никому магазин назвать «Синтетика». Слово было и у Мамардашвили, и у Лимонова — про великую эпоху. Да много у кого. С окончанием эры НТР делось куда-то и слово модерный. Не совсем, правда. Оно может быть чертой индивидуального стиля — или украинизмом. И еще оно используется как термин в разных гуманитарных штудиях. Но многие люди этим словом вовсе не владеют, а иных оно раздражает.

Тот же Олег Проскурин в другом месте (https://www.facebook.com/oleg.proskurin.7/posts/874618375956924) замечает:

Ненавидете ли вы слово «модерный» (и, разумеется, его уродливую дщерь «модерность») так, как ненавижу его я? Модерный проект наций, советский модерный проект, модерный субъект, модерные факторы, модерные империи <…>, модерные визуальные практики… Бррр… Не считаете ли вы любовь к этому слову признаком смешной провинциальности? Считаете? И правильно считаете.

И тут же приводит забавный ранний пример, показывающий, что не везет этому слову уже давно:

Критикъ «Золотой Праги» (Zlata Praha. № 40), оценивая заслуги покойнаго, дЬлаетъ оговорку, что «путь этого писателя не направлялся къ вершинамъ новыхъ и великихъ модерныхъ мыслей». МнЬ кажется, что слово «модерный» не принадлежитъ къ номенклатура искусства: его настоящее мЬсто на страницахъ «Моднаго Базара» или въ магазина какой-нибудь известной портнихи (С. Гурбан-Ваянский. Чешский драматург Ладислав Строупежницкий: Некролог // Славянское обозрение. 1892. Т. III. Кн. 10).

Тут следует вывести мораль — что-нибудь про бренность жизни и текучесть языка. Ну да ладно, не басня же.