Грамматическое учение о слове - В.В. Виноградов 1986

Части речи
Категория состояния
Процесс обеспредмечивания имен существительных и пути движения их в категорию состояния

На почве тех грамматических изменений, которым подвергаются имена существительные в сочетании со связкой быть (и с глаголами полузнаменательного характера), сложился и в настоящее время все более распространяется новый тип слов и форм в составе категории состояния: это бывшие формы именительного падежа имен существительных, утратившие основные свойства категории существительного и сблизившиеся по своим функциям с безлично-предикативными словами. Ср., например, синонимические обороты: "Над старостью смеяться грех" (Грибоедов) и Над старостью грешно смеяться.

В этом употреблении имена существительные теряют не только формы падежей, но и формы рода и числа. Самый оттенок предметности в них ослабевает. В качестве иллюстрации могут служить параллельные разговорные выражения: уже пора было уезжать — пора была уезжать; лень было заниматься — лень была приниматься за уроки; ср. у Чехова в "Брожении умов": "С обывателей лил пот... лень было вытирать"; охота было спорить с ним — охота была тебе с ним спорить; ср.: у Пушкина: "И охота было не слушаться". Ср. предикативное употребление слов время, грех, недосуг, неволя, досада, неслед, смех, невек, невидать и другие подобные. Ср. у Пушкина ("Городок"):

Писать тебе посланье мне было недосуг;

у Л. Толстого: "Недосуг мне теперь в твой дом идти" ("Крестник"); ср. еще у Ломоносова: "Тебе недосуг было" (47); "Досуг мне разбирать вины твои, щенок" (Крылов, "Волк и ягненок"); "Невидаль, что он придворный советник" (Гоголь, "Женитьба"); "Просто мука глядеть на нее" (Островский, "Гроза") и т. п.

Грамматическое перерождение имен существительных, вовлекаемых в категорию состояния, семантические основы этого явления нуждаются в тщательном изучении. Здесь видны еще не исследованные грамматические пути, на которых сближаются в понятии состояния категории предмета и действия.

Имя существительное, склонное к развитию качественных значений, в функции сказуемого приобретает не только грамматические свойства, но и новые лексические оттенки. Например, слово грусть (чувство томного уныния, тоскливой печали) при употреблении в функции сказуемого может выражать своеобразную экспрессивную оценку всего того, что вызывает разочарование, неудовольствие. В этом случае оно обозначает уже не чувство и не настроение, а внутренние свойства, внутреннее состояние той вещи, которую определяет как предикат. Таковы фразеологические сочетания разговорной речи: сплошная грусть, одна грусть; погода — сплошная грусть; разговаривать с ней, убеждать ее — одна грусть и т. п. Ср.: прямо жуть, жуть одна. На почве такого предикативного употребления имени существительного вырастает особый переходный разряд субстантивных форм, близких к категории состояния и выражающих не действие, не процесс, а бывание, состояние, качественно-временную характеристику предмета19 .

В словах, имеющих формы времени, заложено диалектическое восприятие действительности в двух аспектах: динамическом — как мира действий, движений и эволюционном — как мира качественных состояний, "бываний", в которых могут являться лица и предметы. Подобным же образом названия лиц или предметов, т. е. имена существительные, служат не только действующими субъектами или испытывающими те или иные воздействия объектами. Они могут выражать также разнообразные характеристические свойства или состояния. Это значение качественной характеристики очень рельефно выступает во многих существительных, когда они специализируются в роли сказуемого (например, тертый калач, не промах; ср. у Лескова в романе "На ножах": "Хитра ты, да ведь и я не промах"). В этом случае существительное является выражением состояния другого предмета в его развитии. Так схематически очерчивается путь грамматического движения имен существительных в категорию состояния.

Если какое-нибудь существительное сохраняется в языке только в одной функции, в функции сказуемого, то это грамматическое ограничение обычно связывается со смысловой деформацией слова, с потерей им форм падежа и рода и с зарождением в нем оттенков времени. Впитывая в себя значение времени, имя существительное ослабляет или утрачивает свое значение предмета, субстанции. Оно начинает выражать внутренние качества или состояния другой вещи, становится отражением тех качественных состояний, через которые может проходить предмет, или тех безличных, бессубъективных состояний, которые вообще свойственны действительности. Так, имя существительное может постепенно ассимилироваться с категорией состояния20 .

Во многих существительных современного русского языка уже непосредственно заложена эта функция качественной характеристики. Есть множество предикативных имен существительных, которые не являются обозначениями предметов, но выражают качественное состояние предметов21 . Например, слово колпак, помимо своего прямого, номинативного значения, употребляется как образная характеристика простака, недалекого, ограниченного разини (ср. значения глагола околпачить): "Ты, мол, отсталый колпак" (Тургенев, "Отцы и дети"); "Натурально вы, сплетники городские, лгуны проклятые... колпаки..." (Гоголь, "Ревизор"); "Дрянь! Колпак! — завопил Биндасов" (Тургенев, "Дым"); "Я не замечал, что он ездит каждый день, не заметил, что он сегодня приехал в карете. И я не видел. Колпак!" (Чехов, "Враги").

Едва ли можно сомневаться в том, что для современного языкового сознания внутренняя форма этого употребления слова колпак наполовину утрачена. Ведь шутовской, дурацкий колпак, из которого выросло метонимическое именование дурака, шута (а затем и всякого простофили) колпаком, в обстановке современного культурного быта уже потерял свою экспрессивную внушительность. Но переносное значение слова колпак еще очень ощутимо. Оно поддерживается глаголом околпачить. Ср. народные поговорки и пословицы: "По Сеньке шапка, по таковскому и колпак"; "Все люди, как люди, один черт в колпаке" и т. п.

Вот такого-то рода имена существительные, которые не называют предмет или лицо, а говорят о них, характеризуют их, выступая только или в указательной (этот колпак, этого колпака и т. п.), или предикативной функции, тянутся к категории состояния (ср. фразеологические единства и сращения: с боку припека, плоть и кровь, палка о двух концах, ни пава ни ворона, притча во язьщех, живые мощи, кровь с молоком, тертый калач, ср.: "Это тертый калач, который знает людей и умеет ими пользоваться" (Тургенев, "Певцы"); "Я знаю свет наизусть, я сам тертый калач" (Фонвизин, "Недоросль"); седьмая вода на киселе, последняя спица в колеснице и т. п.).

В грамматическом употреблении таких слов резко обозначаются оттенки времени. Они все сильнее окрашивают семантическую структуру их и парализуют в них способность склонения и родовые различия. Например, выражение не жилец в значении: человек, обреченный на смерть, человек, который не долго проживет, — применяется как к мужчине, так и к женщине (не жилец она на белом свете). Ср. у Лескова в "Островитянах": "Марья Ивановна не жилец на этом свете, так я за это голову свою дам на отсеченье, что она не жилец"22 . Ср.: он, она — не промах.