Грамматическое учение о слове - В.В. Виноградов 1986

Части речи
Имя существительное
Вопрос о многообразии значений разных падежных форм

Абстрактная схема падежных значений, выработанная сравнительно-исторической грамматикой индоевропейских языков, едва ли может покрыть все разнообразие значений современных русских падежей. Мало того, встает неизбежный вопрос: соответствует ли количество действительных падежей числу внешних форм склонения?36 Ведь нет ничего невозможного в том, что, например, в форме так называемого "творительного" падежа искусственно, по сходству внешнего облика объединяется несколько падежных омонимов (или омоформ). Так именно и думал А. А. Потебня, когда писал: "Мы привыкли, например, говорить об одном творительном падеже в русском языке, но на деле этот падеж есть не одна грамматическая категория, а несколько различных, генетически связанных между собою... Собственно у нас несколько падежей, обозначаемых именем творительного... Не зная числа падежей в истинном значении этого слова, конечно, нельзя правильно судить и о том, уменьшается ли их число или нет" (158). Своим замечательным анализом категории творительного падежа А. А. Потебня доказал, по меньшей мере, тот факт, что целый ряд функций творительного падежа выделился из системы других, внутренне связанных между собой значений этого падежа, обособился от них и тяготеет к другим грамматическим категориям; ср., например, адвербиализацию творительного времени: летом, зимой, вечером, ср. рано вечером и т. п. или творительного образа: грудь колесом, волосы ежиком, волосы дыбом; творительного сравнения: нестись стрелой и т. п.

Мысли А. А. Потебни не в одинаковой мере применимы ко всем другим падежам. Так, употребление дательного падежа представляет в современном литературном языке стройную и целостную семантическую систему.

Единство грамматической категории дательного падежа доказывается внутренней связью значений этого падежа в беспредложном употреблении, а также синтаксической определенностью, замкнутостью и однородностью функций тех предлогов, которые сочетаются с ним (к, по, благодаря, вопреки, согласно и некоторых других). По мнению проф. А. М. Пешковского, дательный "падеж гораздо более целостен по своим значениям, чем все остальные. В сущности, он имеет только одно значение, именно то, которое принято называть значением дальнейшего объекта, или косвенного объекта..." (159) (значение адресата, пункта, куда направлено действие). Поэтому, говорит А. М. Пешковский, "употребление дательного (падежа) может быть разделено не по значениям (значение у него одно, только иной раз оно редуцируется синтаксическими условиями до неуловимости), а по конструкциям, в которые он вступает..." (160). По отношению к категории винительного падежа могут быть сомнения лишь в том, не образуют ли винительные количества, времени и места особую адвербиально-именную категорию (например: спал ночь и день; прошел версту; тысячу раз твержу себе одно и то же и т. п.); ср. будь хоть капельку справедливее. Однако круг употребления винительного падежа времени, места и количества фразеологически и синтаксически ограничен. В целом ряде случаев формы винительного падежа времени, места и количества синонимически замещаются предложными конструкциями или превращаются в наречные выражения (например: прошлый раз и в прошлый раз; тот год и в тот год; ср.: сейчас, тотчас и т. п.). Ср. наречия вроде капельку, чуточку, крошечку; он был капельку неуверен; чуточку нездоров; "возьмите первого мужика, хотя крошечку смышленого" (Пушкин); "потешьте меня каплю" (Достоевский, "Подросток").

А. В. Попов в своих замечательных "Синтаксических исследованиях" (Воронеж, 1881) показал многообразие значений винительного падежа, отражающих разные этапы сложной истории этого падежа. Следы так называемого "винительного независимого", употребляющегося для обозначения времени, места и их протяжений, меры вообще, образа, не вполне соответствуют представлению о винительном падеже как падеже прямого объекта.

В современном русском языке тяготение к концентрации всех падежных значений винительного падежа в одной грамматической категории настолько сильно, что обособляющиеся значения и употребления этого падежа, не связанные с основными функциями его, или становятся непродуктивными, фразеологически ограниченными, или сближаются с наречиями. Они образуют переходные от существительного к наречию группы и разряды (161).

Точно так же не вызывает больших сомнений внутреннее единство категории именительного падежа. Именительный падеж как форма названия и форма субъекта действия выделяется очень резко из круга других падежей (ср. основные типы номинативных субстантивных предложений).

Таким образом, синтаксическая сфера употребления и семантические границы трех падежей (именительного, винительного и дательного) очерчиваются более или менее ясно. Конечно, при предложном употреблении винительного и дательного падежей происходят некоторые грамматические сдвиги, которые, однако, не нарушают единства их синтаксической системы. Гораздо сложнее вопросы о содержании тех грамматических категорий, которые традиционная грамматика подводит под термины родительного, предложного и творительного падежей. У современных грамматистов больше всего тревоги возбуждает категория творительного падежа (очевидно, потому, что значения творительного падежа блестяще разработаны А. А. Потебней). А. М. Пешковский, возражая против дробления категории творительного падежа на несколько грамматических категорий (как было предложено А. А. Потебней), писал: "...мы получили бы абсолютно однозвучные категории (например, столом — водой — костью — столами — водами — костями как... категорию сравнения и т. д.). А так как установить число значений одной и той же формы и далее распределить эти значения на оттенки и на самостоятельные значения — дело необычайно трудное и выполняемое обычно различными лингвистами различно, то понятие категории потеряло бы свою объективную значимость (связанную со звуковой стороной его)" (162). Однако А. М. Пешковский — под влиянием А. А. Потебни — должен был признать, что в творительном падеже заключены частью однородные (переходящие друг в друга), частью совершенно разнородные значения (163). Правда, расширение функций творительного падежа парализуется и ограничивается превращениями многих форм и употреблений творительного падежа в отдельные слова-наречия. Так, форма стрелой в выражении нестись стрелой тяготеет к категории наречия.

Вообще формы творительного падежа сравнения, образа и времени, т. е. именно те формы, которые могли бы обособиться в самостоятельные падежи, являются в современном языке гибридными наречно-субстантивными образованиями. Для нас летом, зимой, залпом (выпить залпом), рысью и т. п. уже не формы творительного падежа соответствующих существительных, а слова-наречия. Эволюция значений творительного падежа приводит не к образованию новых падежей имени существительного, а к возникновению новых, обстоятельственных и качественно-обстоятельственных разрядов наречий (например: днем, вечером, временами, мигом и т. д.; авансом, стрелой, ощупью, бегом, шагом и т. п., см. главу о наречиях). Из обособляющихся значений творительного падежа вырастают не новые падежные категории имени существительного, а новые типы наречий. Основные же значения творительного падежа удерживаются в рамках одной грамматической категории. Наречия как бы приходят на помощь имени существительному, используя "излишки производства".

Однако разнообразие предложного употребления творительного падежа от этого не убывает, не сокращается. Напротив, ограничение значений у синтетической формы творительного падежа восполняется расширением функций у сочетаний его с предлогом (с, под, над, перед и др.). Семантическое обеднение окончаний падежа возмещается богатством предлогов-префиксов. В этом явлении отражается развитие аналитического строя.

Система аналитического, предложного употребления падежей по богатству и разнообразию функций далеко превосходит синтетическое их употребление.

В этом отношении особенно показателен так называемый "предложный" падеж. Большинство русских грамматистов (А. А. Шахматов, В. А. Богородицкий, А. М. Пешковский и др.) различают в том, что школьная грамматика называет предложным падежом, два падежа: изъяснительный (по терминологии проф. Богородицкого): о доме, о лесе (ср. тосковать по лесе) и местный (с предлогами в и на: в углу, в лесу, на дому и т. п.; в грязи, но ср. о грязи и т. п.). Эти формы являются аналитическими. Их употребление обусловлено значениями предлогов. Из этих предлогов о и по уже почти вполне слились с формой существительного в одно целое, стали падежными префиксами (ср. тосковать о ком и по ком), но с возможностью раздвижения для вставки имени прилагательного или определяющего местоимения (тосковать по старом друге; скучать по уехавшем товарище).

Необходимо подчеркнуть, что формами предложных — местного или изъяснительного — падежей слова луг являются префиксированные формы: в лугу, на лугу, о луге, при луге, по луге (тосковать по зеленом луге). Беспредложный же элемент луге, лугу служит лишь частью аналитической, составной формы падежа, совершенно так же как в форме он ушел бы — он ушел представляет лишь морфологический компонент целого. Таким образом, круг значений изъяснительного (предложного) и местного падежей определяется соответствующими префиксами, "препозиционными флексиями" (по выражению проф. Богородицкого). Вопрос о грамматической структуре так называемого "предложного" падежа неотделим от изучения значений предлогов.

В самом деле, у всех существительных женского рода на -а, у всех существительных среднего рода, а также у слов женского рода на мягкий согласный с неподвижным ударением, наконец, у большей части слов мужского рода есть только одно окончание предложного падежа. Оно семантически опустошено. Оно наблюдается при любом предлоге, например: в воде, на воде, при воде, о воде. Следовательно, здесь различие падежных значений определяется различием предлогов. Здесь намечается столько же падежных категорий, сколько различается предлогов в составной предложной форме. Однако только полное разрушение флексии дало бы для всех очевидное, неоспоримое право говорить о разных самостоятельных предложных падежах с особыми синтаксическими функциями (ср.: о пальто, на пальто, в пальто, при пальто и другие подобные). В современном же языке разные категории предложных падежей еще не вполне выкристаллизовались. Но две из них — 1) с префиксом о в изъяснительном употреблении и 2) с в и на в местном значении (ср. функции при) — обозначились более явственно. Разграничение функций, определение круга употребления разных форм "предложного" падежа — задача синтаксиса.

Итак, остается нерассмотренной лишь категория так называемого "родительного" падежа.