Сочинения по русской литературе XX в - Е. П. Афанасьева, А. Бегаева, А. Г. Лухминская, А. С. Мискив, Г. А. Огурцова, С. Н. Сисикина, С. Шамхалова, Е. В. Шарохина, А. А. Янсюкевич 2009

Евангельская тема в лирике Б. Пастернака

Б. Пастернак — один из самых выдающихся поэтов ХХ в. Его стихи — необыкновенно яркие, образные, музыкальные. Свою манеру написания Пастернак сам определял как стремление «поймать живое», «мгновенную, рисующую движение живописность». Его лирика — прекрасная, философская, жизнеутверждающая. И через всю лирику поэта красной нитью проходит евангельская тема.

Например, стихотворение «Рассвет». Мы видим, что здесь философскому анализу подвергается само понятие жизни. Если на «рассвете» для лирического героя сущность бытия заключалась в духовности жизни, следовании нравственным «заветам» Христа, то «много-много лет» после этого в течение всей сознательной жизни смысл его существования был заложен обстоятельствами внешними. В страшных исторических катаклизмах не был слышен вечный «голос», заглушенный, казалось, навсегда гулом истории — звуками «войны», впечатлениями «разрухи». Однако дело было в ином — не слышал его, находясь как бы в «обмороке». И, как Лазарь, он воскресает от слова божьего. Философским смыслом этой евангельской притчи является утверждение бессмертия человеческой души, способной, пробыв «долго-долго» «во гробе», отозваться на громкий голос того, кто есть «воскресение и жизнь». Лирический герой стихотворения Пастернака также «ожил» от «обморока духовного», прислушавшись к заветному «голосу».

Темой стихотворения «Август» является подведение жизненных итогов лирическим героем, предчувствующим «горечь рокового часа». Солнце, встающее «шестого августа по-старому», «приковывает взоры», как «знаменье», напоминающее о евангельском чуде Преображения Господня, когда «свет без пламени» озарил лицо Иисуса Христа, проявив его божественную природу. Образы неба, знаменья, смерти имеют евангельскую основу: «знамение с неба» является в Евангелии как подтверждение мыслей Христа об истинности духовной жизни и смерти как жертве за нее.

Свет евангельских истин не заслоняет «солнца» земной осени. Для лирического героя понятие жизни неотделимо от подверженного «распаду», «мелкого, нищенского», но прекрасного, «горящего» земного мира. Если с «Фавора» исходит «свет без пламени», то «притихшие … вершины» леса под лучами солнца горят, становятся не «белыми», как одежды Христа, не «шафрановыми», как комната на рассвете, а «имбирно-красными», как кровь или вышедший из огня «печатный пряник».

Стихотворение «Гамлет» посвящено центральной теме романа «Доктор Живаго» — способности личности сыграть свою «роль» в мировой «драме». В «Гамлете» мотивы избранничества, одиночества среди «фарисейства», аналогия с «молением о чаше» обращают к евангельскому тексту.

Образ «чаши» — открытая евангельская реминисценция, подтвержденная обращением («Авва Отче») к автору любимого, но страшного «замысла» «драмы» («Я люблю твой замысел упрямый…»). В этом обращении перефразируется молитва Иисуса Христа в Гефсиманском саду перед тем, как «возложили руки на Иисуса взяли Его», чтобы повести его на суд первосвященников. Волей автора «концом пути» героя должно оказаться распятие — жертва «за многих… во оставление грехов».

Важное значение имеет и упоминание о мире, где «все тонет в фарисействе». В евангельском «Наставлении Иисуса о фарисеях» эта враждебная христианскому учению секта становится олицетворением лицемерия, слепоты, безумия, беззакония. Им произносится «семикратное» «горе вам». Благодаря этой реминисценции высвечивается содержание роли лирического героя как утверждения высших гуманистических ценностей.

Литературно-философский контекст усугубляет раздумья лирического героя, находящегося на распутье, вглядывающегося и в прошлое, и в будущее, и в «другую драму» настоящего, пытаясь предугадать свою «роль». Понимание «замысла» ложится на его плечо страшным грузом, позволяя еще у «дверного косяка» увидеть «конец пути». Интонационные средства выразительности позволяют ощутить и сомнения лирического героя, и выстраданность решения, высвечивающего в его образе лицо трагического героя, знающего о своей судьбе, но мужественно идущего ей на встречу, согласуя свой выбор с вечной народной мудростью:

...

Но продуман распорядок действий

И не отвратим конец пути.

Я один, все тонет в фарисействе.

Жизнь прожить — не поле перейти.