400 школьных сочинений - Левина Е.В., Комлякова Е.А. 2006
Н. В. Гоголь
Образы помещиков в «Мертвых душах» Н. В. Гоголя
Мертвые души... Это словосочетание можно написать без кавычек — и тогда оно будет подразумевать не только умерших крестьян, усердно скупаемых Павлом Ивановичем Чичиковым, но и омертвение всех основных персонажей поэмы, доказывающих омертвение человечества.
Композиция «Мертвых душ» (последовательность встреч Чичикова с помещиками) отражает представления Гоголя о возможных степенях деградации человека. «Один за другим следуют у меня герои один пошлее другого», — отмечает писатель. В самом деле, если Манилов еще сохраняет в себе некоторую привлекательность, то Плюшкин, замыкающий галерею помещиков-крепостников, уже открыто назван «прорехой на человечестве».
Создавая образы Манилова, Коробочки, Ноздрева, Собакевича, Плюшкина, Гоголь прибегает к общим приемам реалистической типизации. В тех случаях, когда это необходимо, предстает перед нами и биография персонажа.
В образе Манилова запечатлен тип праздного мечтателя. Он пошл и глуп, реальных духовных интересов у него нет. «В его кабинете всегда лежала какая-то книжка, заложенная закладкою на четырнадцатой странице, которую он постоянно читал уже два года». Пошлость семейной жизни — отношения с женой, воспитание детей, притворная слащавость речи («майский день», «именины сердца») подтверждают проницательность портретной характеристики персонажа. Гоголь с потрясающей художественной силой показывает никчемность жизни Манилова. За внешней привлекательностью скрывается духовная пустота.
Образ накопительницы Коробочки лишен уже тех «привлекательных» черт, которые отличают Манилова. Интересы Коробочки всецело сконцентрированы на хозяйстве. Любопытна «немая сцена», которая возникает в этой главе. Аналогичные сцены находим почти во всех главах, показывающих заключение сделки Чичикова с очередным помещиком. Это особый художественный прием, позволяющий с особой выпуклостью показать духовную пустоту Павла Ивановича и его собеседников.
Галерею мертвых душ продолжает в поэме Ноздрев. Как и другие помещики, он внутренне не развивается, не меняется в зависимости от возраста. Портрет лихого кутилы сатиричен и саркастичен одновременно. Страсть к вранью и карточной игре во многом объясняют то, что ни на одном собрании, где присутствовал Ноздрев, не обходилось без истории. Жизнь помещика абсолютно бездуховна. В кабинете «не было заметно следов того, что бывает в кабинетах, то есть книг или бумаги; висели только сабля и два ружья...» Разумеется, хозяйство Ноздрева развалено. Даже обед состоит из блюд, которые пригорели или, напротив, не сварились.
Перечисленные выше приемы типизации используются Гоголем и для художественного постижения образа Собакевича. Описание деревни и хозяйства помещика свидетельствуют об определенном достатке. «Деревенские избы мужиков срублены были на диво... все было пригнано плотно и как следует».
Описывая внешность Собакевича, Гоголь прибегает к зоологическому уподоблению — сравнению помещика с медведем. Собакевич — чревоугодник, однако ему присуща некоторая хозяйственная жилка: он не разоряет собственных крепостных, добивается известного порядка в хозяйстве, выгодно продает Чичикову мертвые души.
Предельная степень человеческого падения запечатлена Гоголем в образе богатейшего помещика губернии Плюшкина. Биография персонажа позволяет проследить путь от «бережливого» хозяина к полусумасшедшему скряге. Плюшкин — ничтожный раб собственных же вещей. Он живет хуже, чем «последний пастух Собакевича». Невольно обращает на себя внимание и нищенский вид Плюшкина... Грустно и предостерегающе звучат слова Гоголя: «И до какой ничтожности, мелочности, гадости мог снизойти человек! Мог так измениться!.. Все может статься с человеком».
Миру мертвых душ противопоставлена в произведении неискоренимая вера в «таинственный» русский народ, в его неисчерпаемый нравственный потенциал. В финале поэмы возникает образ бесконечной дороги и несущейся вперед птицы-тройки. В этом неукротимом движении чувствуется уверенность писателя в великом предназначении России, в возможности духовного воскресения человечества.