Лексикология русского языка - Кузнецова Э. В. 1989
Социолингвистическая систематизация лексики современного русского языка
СИСТЕМАТИЗАЦИЯ РУССКОЙ ЛЕКСИКИ С ТОЧКИ ЗРЕНИЯ ПРОИСХОЖДЕНИЯ
Семантическая характеристика слова, выявление его соотнесенности с внеязыковой действительностью и его места в лексико-семантической системе не исчерпывают всех признаков лексической единицы, хотя и являются главными для нее. Слова могут быть охарактеризованы по признакам социолингвистического характера. Такие признаки слова, как его происхождение, актуальность, связь с определенными социальными контингентами, соотнесенность с функциональными стилями, в определенном смысле являются внешними и необязательными, что, однако, не умаляет их значимости. В признаках такого рода четко проявляется связь лексической системы языка с обществом, пользующимся языком, с его историей, социальной структурой, специфически отраженной в функционально-стилевой структуре речевой деятельности. И хотя такие характеристики не являются для слов обязательными, они также имеют достаточно широкое распространение, оказываются присущими многим лексическим единицам. Это, в свою очередь, дает основание и возможности для систематизации словарного состава современного русского языка с точки зрения тех или иных социолингвистических характеристик. В результате такой систематизации выявляются пласты лексики, определенным образом соотнесенные с общей структурой лексико-семантической системы языка, рассмотренной в предыдущих главах.
Последующие четыре главы посвящены именно социолингвистической систематизации современной русской лексики.
ГЛАВА IX. СИСТЕМАТИЗАЦИЯ РУССКОЙ ЛЕКСИКИ С ТОЧКИ ЗРЕНИЯ ПРОИСХОЖДЕНИЯ
§ 1. Исконная и иноязычная лексика в словарном составе современного русского языка § 2. Состав иноязычных по происхождению слов § 3. Славянизмы в русском языке § 4. Типология иноязычных слов § 5. Усвоение иноязычной лексики системой русского языка § 6. Отношение к заимствованным словам § 7. Анализ иноязычных слов
§ 1. Основное разграничение, которое мы проводим, приступая к систематизации лексики в аспекте происхождения, — это противопоставление лексики исконной и иноязычной, заимствованной Естественно, что такая характеристика словарного состава языка не может быть чисто синхронной. Здесь неизбежно обращение к истории русского народа, к условиям развития и становления русского литературного языка, в процессе которого и происходило формирование словарного состава современного русского языка. Это формирование происходило как за счет расширения исконного лексического фонда, так и за счет заимствований.
Четкое отграничение исконной лексики от заимствованной не всегда возможно. Оно легко осуществимо для тех слов, в которых легко вычленяется и осмысляется в качестве русской корневая морфема, например, корень вид в слове свидание, корень бел в слове белка или корень да-(ть) в слове удача. Это легко сделать, когда в современном языке существуют соответствующие корневые слова. Если же корневая морфема выступает только в связанном виде (например, убавить, прибавить, отбавить — при отсутствии «бавить» или отвергнуть, свергнуть, приверженец, изверг и др — при отсутствии глагола «вергнуть»), для отнесения слов к исконному фонду приходится опираться на словообразовательные критерии. Затруднения могут быть вызваны тем, что заимствованный характер отдельных корневых слов, издавна усвоенных русским языком, может быть выявлен только в ходе специальных научных изысканий и не осознается носителями современного русского языка. Примерами могут служить слова степь (древнее заимствование из иранских языков), кедр, свекла, огурец (взятые из греческого), бук, князь, холм, лук (древние заимствования из германских языков).
К сожалению, мы пока не располагаем достаточно полной историей словарного состава русского языка Более или менее исследован и описан в определенных аспектах (в частности, в аспекте иноязычных заимствований) словарный состав периода XVIII — начала XX в [8, 5, 7] Что касается словарного состава русского языка периода XIV — XVII вв , то, по мнению Ф. П. Филина, посвятившего проблеме исторического изучения русской лексики многие свои работы, его достаточно точное выявление вряд ли возможно даже по письменным памятникам, а о реконструкции лексического состава устной речи того периода «можно только мечтать» [9, 18]
Опираясь на данные сравнительно-исторического изучения славянских языков, мы можем выделить в рамках исконной лексики исторические пласты слов, различающихся «по возрасту», от более древних до более современных по времени своего существования Условно их можно обозначить как лексику 1) общеславянскую, 2) обще-восточнославянскую и 3) собственно русскую Это соответствует основным этапам исторического развития славянских языков, которые прошли путь от древнейших славянских диалектов через разграничение языка народностей южно, западно и восточнославянских типов до современных национальных славянских языков
Самый древний пласт составляют слова общеславянского фонда, который может быть выявлен путем сопоставительного изучения славянских языков. Например, нетрудно установить, что русским глаголам брать, быть и видеть в польском, чешском и болгарском языках соответствуют очень сходные с ними слова
Наличие таких слов во всех славянских языках (или хотя бы в большинстве из них) свидетельствует о древности этих слов, о их существовании в племенных диалектах древних славян По данным О. Н. Трубачева, в древнерусском языке, общем для восточных славян, имелось около 4 тысяч таких слов (21 — 28%) Более молодой слой представлен обще-восточнославянской лексикой, возникшей на древнерусском этапе, когда предки нынешних восточнославянских народов (русских, украинцев, белоруссов) представляли собой единую, хотя и конгломератную социально историческую общность К этому фонду можно отнести слова, общие для русских, украинцев и белоруссов, но не имеющие соответствующих дублетов в других славянских языках Возьмем для примера глаголы гулять и забывать, принадлежащие к этому типу
Наконец, пласт собственно русской лексики позднейшего происхождения может быть выявлен при сопоставлении с украинским и белорусским языками. К нему могут быть отнесены такие слова, эквиваленты которых в этих языках имеют иное оформление, например, русские глаголы получить, работать, смотреть не совпадают по своему оформлению с соответствующими глаголами украинского языка одержати, працювати, дивитися.
Однако одного сопоставительного критерия недостаточно для того, чтобы со всей определенностью судить о «возрасте» слова, о его отнесенности к тому или иному пласту. Во все предшествующие эпохи языки славян были многодиалектными, и в диалектах- предшественниках современных национальных языков бытовали синонимичные названия, которые были общими для многих из них, независимо от региона или последующего слияния в единый язык. При становлении национального языка в рамках его литературного варианта мог укрепиться один из синонимов, а другие — сохранялись в рамках диалектов, например, глагол запамятовать, который сходен с польским и чешским дублерами, но в современном русском языке известен как устаревший и просторечный (MAC, 1, 553).
Приходится констатировать известное отставание русской исторической лексикологии в глобальном изучении именно исконной лексики, составляющей основу словарного состава современного русского языка. Лексике иноязычного происхождения в этом отношении больше «повезло», она достаточно хорошо изучена как в историческом, так и в синхронном плане.
§ 2. Иноязычные слова — это особенно благодатный материал для социолингвистической систематизации лексики, тем более в историческом плане. Факты заимствования слов могут быть легко и убедительно осмыслены с учетом всех социально-исторических факторов (времени и условий заимствования, семантической специфики заимствованных слов, их функций).
Различие условий заимствования проявляется прежде всего в том, каким путем осуществляется заимствование: в результате устных, контактов или через посредство письменности. Наиболее ранние заимствования осуществлялись в процессе устного общения русских с народами, непосредственно соседствующими с ними, в условиях частичного двуязычия. К таким можно отнести заимствования из финских языков, поскольку на севере русские непосредственно соприкасались с представителями финских народов, были связаны с ними экономически и этнически. Примерами финских заимствований могут быть существительные ларь, сельдь, сани, севрюга, пельмени; имена Олег, Игорь, Ольга. На юге, в условиях непосредственных контактов с греками, издавна населяющими Причерноморье, в русский язык вошли названия некоторых бытовых реалий, например, фонарь, корабль, кровать, тетрадь, парус.
Заимствования из тюркских языков особенно активно осуществлялись в период монголо-татарского нашествия; это были названия одежды (азем, башлык, тулуп, башмак, бешмет, армяк); названия денежных единиц (казна, деньги, алтын); названия мастей лошадей (буланый, каурый); названия различных предметов (лапша, сундук, амбар, сарай, буран, балык, беркут, буерак). Слова из других восточных языков входили в русский язык через посредство тюркских и западноевропейских языков, например, балаган, булат, базар (из персидского), бакалея, бисер, бязь (из арабского).
Распространение письменности — и в особенности книгопечатания — создало новые условия для лексических заимствований: не нужны стали реальные контакты и массовое двуязычие, проникновение иноязычных слов в русский письменный язык стало очень широким. Основная масса слов из западноевропейских языков проникла именно через посредство книжного языка.
К наиболее ранним заимствованиям можно отнести грецизмы, которые проникли в русский язык через посредство церковнославянской письменности. Это прежде всего специфическая религиозная терминология (ад, икона, хор, ангел и т. п.), а также основная масса личных имен: Петр, Михаил, Николай, Иван, Федор, Константин, Александр; Мария, Анна, Анастасия, Елена, Ирина и многие другие, которые многими осмысляются как «чисто русские».
Элементы латинского языка проникли в русский язык через посредство западноевропейских языков, в особенности через посредство польского языка. Основная масса переводов в XVII в. была осуществлена с латинского, польского и немецкого языков — и это определило книжный характер заимствованных в тот период латинизмов (аудитория, конкурс, металл, план, персона, порт, пункт, рубрика, сумма, ценз и др.). Влияние польского языка на русский через переводы вообще было очень существенным в XVII — начале XVIII в., «еще для первого десятилетия XVIII в. роль польского языка очень сильна: из потока заимствованных слов — многие полонизмы» [5,61]. К ним относятся вензель, рота, обыватель, мещанин, бурса, протестовать, салютовать, публиковать и др.
Наибольшее число заимствований связано с эпохой Петра I, реформы которого сопровождались сильным расширением международных связей по экономическим, политическим и культурным линиям. На Петровскую эпоху, по подсчетам специалистов, приходится 52% всех заимствований ХVIII в. В качестве источников здесь выступали многие западноевропейские языки: голландский, немецкий, французский, шведский, датский. Сохраняет свою роль и латынь, игравшая в этот период роль международного языка европейской науки.
Иноязычные слова, пополнившие русский язык в этот период, тяготели к определенным тематическим группам: военное дело (армия, батальон, батарея, плацдарм, траншея, пушка, штык, парад, марш, мундир и др.); морское дело (бригантина, курс, катер, шхуна, каюта, трюм, буксировать, матрос, лоцман, штурман и др.); промышленность (фабрика, шахта, инструмент, механик, шлифовать и др.); административное устройство (кабинет, сенат, архив, коллегия, республика, прокурор, юстиция, канцелярия, документ и др.); торгово-финансовая сфера (коммерция, капитал, кредит, тариф, банкир, кассир, банк и др.); образование и наука (академия, дискутировать, ректор, факультет, акустика, ботаника, математика, теория, гипотеза, квадрат, радиус, диаметр и многие другие); искусство (архитектура, проект, арка, картина, портрет, рисунок, фейерверк, клумба, гувернер, театр, трагедия, балет, ария, концерт и др.); бытовые предметы (картуз, манжета, фланель, лампа, макароны, бисквит, кофе, экипаж и др.).
XVIII век (после 30-х годов) ознаменовался в целом сокращением заимствований. «Если на Петровскую эпоху и 30-е годы приходится 52% всех лексических заимствований XVIIIвека, то на вторую треть века (40 — 60-е годы) — 27%, а на последнюю треть падает 21%» [5, 167]. Изменилась роль основных языков-источников: на первое место вышли языки французский и немецкий. Изменилась тематическая характеристика заимствованных слов: главное место среди них заняли термины общественной жизни, науки и культуры (ср.: публицист, редактор, акционер, баланс, привилегия, эмигрант, миниатюра, ландшафт, скульптор, барельеф, павильон, дирижер, артист, энциклопедия, ихтиология и многие другие термины естественных наук и медицины). Многочисленны также термины филологических наук (лексикография, филология, диалект, архаизм, омоним, анапест, баллада, куплет, поэма, роман, сатира, сюжет и др.).
Не менее интенсивно пополняется русский язык названиями бытовых предметов (батист, шифон, шинель, альбом, букет, абажур, вафля, рагу, сосиски, фарш, картофель и др.), это объясняется тем, что образ жизни русского дворянства во многом определялся французским влиянием.
В XIX в. роль особенно продуктивного источника начинает играть английский язык, особенно на рубеже XIX — XX вв. К англицизмам относятся, во-первых, технические и политические термины (бойкот, митинг, танк, трест, лидер, фильм и др.), во- вторых, многочисленные спортивные термины (футбол, матч, рекорд, старт, тренер, чемпион, финиш и др.). Французский язык в этот период был поставщиком терминов авиации (аэроплан, аэродром, дирижабль, пилот, планер, пропеллер и др.).
Повышенная продуктивность того или иного языка в качестве источника заимствованных слов определенных тематических групп, естественно, не исключает того, что и в XVIII и в XIX вв. в словарный состав языка постепенно включалась и включается иноязычная лексика из самых разных языков, в частности из славянских языков: здравница (из болгарского), маевка, массовка (из польского).
При общем рассмотрении фонда иноязычной лексики в словарном составе современного русского языка важно иметь в виду основные закономерности процесса заимствования, в частности тематическую принадлежность иноязычной лексики, соотношение разных тиров этой лексики как между собой, так и с исконно русским фондом. Так, чем ближе к нашему времени, тем заметнее снижается объем собственно лексических заимствований на фоне все 'расширяющейся словообразовательной активности иноязычных морфем (подробнее см. в гл. XI). Например, только часть слов с суффиксом -изм можно считать заимствованными (например, витализм, пацифизм, феминизм), очень многие слова с этим иноязычным суффиксом были образованы на русской почве, ср.: марксизм, большевизм, экономизм, а также оппортунизм, бакунизм, прудонизм, введенные Г В. Плехановым, и хвостизм, мильеранизм, струвизм, мартыновизм, впервые употребленные В. И. Лениным.
Можно ли выделить в отдельных словах признаки, указывающие на язык-источник? Некоторые признаки фонетического и морфологического порядка могут быть использованы. Например, явление сингармонизма гласных (повторяемость одного и того же гласного в слове) может служить одним из свидетельств тюркского происхождения слова (ср.: сундук, бешмет, амбар); типичные для немецкого языка сочетания шт и хт (шахта, бухта, штык, штаб) указывают на германское происхождение соответствующих слов; наличие двух гласных рядом, не типичное для русских слов, может быть признаком галлицизма (заимствования из французского языка), сохраняющего в своей звуковой оболочке следы дифтонгов (тротуар, амплуа, аэроплан), из морфологических признаков можно указать на суффиксы, специфические для слов, заимствованных из разных языков, например, суффикс -аж, типичный для французских слов (пилотаж, вираж, вернисаж, гараж, трикотаж, саботаж, шантаж), суффикс -инг, характерный для английских слов (митинг, блюминг, допинг), или суффикс -ер — для немецких (егерь, вахтер, шафер, кучер).
§ 3. Особое место в формировании словарного состава русского языка принадлежит старославянизмам (церковнославянизмам, славянизмам).
По традиции старославянизмами называются слова, генетически связанные с древнеболгарским языком, который лег в основу первой славянской письменности, распространившейся на Руси в связи с принятием христианства. Она использовалась прежде всего в сфере богослужебных книг, но оказывала влияние и на все другие сферы письменности (деловой, эпистолярной, художественной). В течение ряда веков в русской письменности существовало своеобразное «двуязычие», в рамках которого происходило взаимодействие церковнославянской стихии и исконно русской. В результате такого взаимодействия сформировался русский вариант («извод») церковнославянского языка, с одной стороны, и русский письменный язык, несущий на себе печать «южнославянского» влияния.
Сила воздействия церковнославянских традиций на русскую письменность была особенно велика в период принятия христианства (X — XI вв.) и в период «второго южнославянского влияния» (XIV — XVI вв.), когда в связи с падением Константинополя центр православной церкви переместился в Москву. Под влиянием церковных книжников, принесших с собой традиции «плетения словес», наблюдается расширение употребления церковнославянизмов и за пределами религиозной литературы.
Но основная тенденция этого взаимодействия была единой — от двуязычия к созданию русского национального языка, вобравшего в себя и переработавшего элементы церковнославянского и обогатившего за их счет свои стилистические ресурсы. «Формирование «сопредельной языковой полосы» между церковнославянским и древнерусским языками, шедшее в течение ряда веков, подготовило почву для возникновения среднего стиля, из которого путем снятия противопоставления между «стилями» и слияния их на русской народной основе в пушкинское время складывается современный русский язык»1. Последствием указанного взаимодействия в словарном составе русского языка было весьма значительное количество слов, получивших название церковнославянизмов (А. А. Шахматов), просто славянизмов (Г. О. Винокур) или книжно-славянской лексики [5]. Выделить состав этой лексики в современном русском языке более или менее точно вряд ли возможно. Во-первых, потому, что у старославянского и русского языков изначально имелся общий лексический фонд слов, совпадающих как по форме, так и по значению. Во-вторых, процесс усвоения славянизмов был настолько длительным и органичным, что многие из них утратили свои специфические особенности, и, напротив, по образцу славянизмов на русской почве создавались слова типа прохлада, здравоохранение, грехолюбый, драгоценный, будущность, вдохновитель, владелец и др., которые неверно было бы включать в число исконных славянизмов, учитывая время их появления. Наконец, в-третьих, далеко не для всех славянизмов мы можем указать фонетические, морфологические и семантические признаки, бесспорно свидетельствующие о их происхождении.
Подробное описание фонетических, словообразовательных и лексических характеристик церковнославянизмов дал А. А. Шахматов. Позднее В. В. Виноградов [3, 12 — 34] углубляет характеристику славянизмов с помощью введения семантического критерия, одновременно разграничивая понятие церковнославянизмов и славяно-руссизмов, вошедших в общий фонд книжного языка, функционирующего за пределами церковной литературы.
Нас прежде всего интересуют те славянизмы, которые существуют в современном русском языке как органические элементы словарного состава языка. Но оценить их место и функции невозможно без обращения к ближайшей истории русского литературного языка, в частности к XVIII веку, когда на базе русско-славянского письменного двуязычия возникает широкая «лексико-семантическая» дублетность, переходящая в избыточность словарного состава» [5, 371]. Ср.: столп — столб, влачить —волочить, глас — голос, пленить — полонить, исчислить — вычислить, издать — выдать, предать — передать, стезя — путь, желание — охота, отверзать — открывать и т. д. Дублетность славянизмов и их русских синонимов преодолевается по-разному, в результате1 чего формируются три типа славянизмов, представленных в классификации Г. О. Винокура [4, 448].
1 Филин Ф. П. О лексике древнерусского языка//Вопр языкознания 1982 № 3 С 16
1) Первый тип представлен славянизмами, выполняющими в современном русском языке функцию основных нейтральных наименований, рядом с которыми уже нет русских дублетов. Ситуация абсолютной синонимии (дублетности) разрешилась путем устранения русских параллелей, например, время, жизнь, союз, возраст, праздник, вещь, власть, влага, враг, утвердить, возвращать, одежда, надежда и многие другие. Следует заметить, что в каких-то других случаях «победителем» оказалось русское слово, полностью вытеснившее славянский эквивалент, например, лодка, ладонь, горох, перечить, оборона, осень, свеча, ночь и др.
2) Второй тип представлен славянизмами, семантически размежевавшимися со своими русскими эквивалентами, например, равный — ровный, хранить — хоронить, прах — порох, восход — всходы, пресечь — пересечь, страна — сторона. Как правило, значение славянизма имеет более отвлеченный характер, значение русского слова более конкретно. Тексты русской литературы дают возможность проследить пути такого семантического размежевания. Например, в XVIII — начале XIX в. славянизмы влечь, влачить употребляются в тех же значениях, что и русское волочить, ср.: Казак плывет на челноке, влача по дну речные сети (А. С. Пушкин); Россияне в некоторых местах вытаскивали свои лодки и влекли их берегом (И. М. Карамзин); Толпа наездников влачила за собой пленников (А. А. Марлинский). Но в текстах второй половины XIX и XX вв. эти глаголы употребляются только в своих вторичных, фразеологически связанных значениях, например, в сочетании с существительными жизнь, дни, существование: Александр подумал, что почти два года уже он влачит праздную, глупую жизнь (И. А. Гончаров).
Аналогична судьба глагола влиять и вливать, ср.: Пой, юноша, — певец тиисский в тебя влиял свой нежный дух (А. С. Пушкин); Так изрекла и влияла ей в душу сладкие чувства... (Н. И. Гнедич) и современное значение глагола влиять — 'оказывать воздействие'. По мнению Ю. С. Сорокина, современный глагол влиять «нельзя рассматривать как внутреннюю семантическую эволюцию старого «славянского» глагола. Посредствующим звеном здесь явилась эволюция слова влияние, которое с 60-х годов XVIII в. стало употребляться в смысле франц. influence...» [8, 288].
3) Третий тип — стилистически-маркированные славянизмы, связанные отношениями стилистической синонимии с русскими словами (фонетически сходными и несходными). Например,
воздвигать — строить
вознести — поднять
возвещать — объявлять
возмездие — месть
воедино — вместе
воздыхать — вздыхать
искус — испытание
Стилистическая принадлежность таких славянизмов — высокие стили книжной речи: поэзия, публицистика; в словарях они сопровождаются пометами: высокое (вознести), книжное (вознегодовать), устаревшее (воззвать), традиционно-поэтическое (влачить). В русской поэзии со времен Пушкина такие славянизмы широко использовались в стихах, в особенности гражданского звучания. К концу XIX в. использование таких славянизмов заметно уменьшилось, зато они широко распространились в речи в качестве средств передачи иронии, ср.: Молясь сотворили должное вечно рожденным богам возлияние (Р. А. Жуковский) и Так как рыба плавает в воде, то это торжество сопровождалось обильными возлияниями (Д. Н. Мамин-Сибиряк). Можно привести примеры еще более близких по времени употреблений славянизмов в сниженном значении: А попу и от смерти радость веля — и доходы и веселие (В. Маяковский).
В целом, оценивая роль славянизмов в формировании словарного состава русского языка, можно безусловно утверждать, что современная русская лексика во многом обязана своим богатством, семантическим и стилистическим, именно этому источнику.
§ 4. Выше, при характеристике состава иноязычных слов мы неизбежно подходили к этим словам с учетом исторических социальных и культурных факторов, определивших их заимствование. Синхронная типология этих слов должна быть по возможности отвлечена от истории лексики. Необходимо выделить такие характеристики иноязычных слов, которые были бы существенно важными с точки зрения их функционирования в современной русской речи. Поскольку имеется несколько таких характеристик, типологию иноязычных (по происхождению) слов можно представить с помощью нескольких противоположений.
1. Иноязычные заимствования — интернациональная лексика. В основе этого разграничения лежат признаки внелингвистического характера, а именно: возможность или невозможность точного установления времени и источника заимствования, с одной стороны, и ареал бытования слова в лексике современных языков — с другой.
К собственно иноязычным можно отнести такие слова, условия и время заимствования которых можно установить с достаточной точностью, так же, как и язык-источник. Например, слово вензель заимствовано из польского языка в XVII в., слово брынза — из румынского, буерак — из тюркских языков в XVI в., брюнет — из французского в XVIII в., коктейль — из английского в 30-е годы XX в., битник — из английского в 50-е годы, хиппи — в 60-е годы XX в. Такие слова чаще всего обозначают явления, специфические для отдельных народов, и в качестве обозначения таковых начинают использоваться в других языках.
Интернационализмы — это слова, бытующие во многих современных языках и составляющие основную массу общенаучной терминологии. Это (по словам В. В. Виноградова) «словесный фонд мировой цивилизации». Он представлен прежде всего названиями наук и их разделов (химия, математика, физика, лингвистика, фонология, морфология, орфография и т. п.), терминами техники (радио, телевидение, космодром и т. п.), политическими терминами (партия, республика, конституция, аннексия), терминами искусства (опера, литература, архитектура, симфония, балет и т. п.). Интернациональная терминология необычайно широко представлена во всех языках, и роль ее в условиях научно-технической революции становится особо значимой. В развитии этого фонда слов особенно ярко дает себя знать тенденция к научной и культурной интеграции народов. В характеристике интернационализмов главным параметром оказывается не время и условия распространения их в русском (и любом другом) языке, а факт их бытования в не менее чем трех языках, не связанных происхождением и даже не относящихся к одному ареалу. Конечно, основная масса интернациональной терминологии объединяет русский язык прежде всего с другими языками «европейско-американского» ареала, но можно указать и такие слова, которые широко представлены в языках других ареалов, например, в японском языке используются слова грамм, календарь, каталог, журнал и др. Многие интернациональные термины созданы искусственно, появление их можно точно датировать, но это — не время собственно заимствования, а время распространения и принятия термина. Так создавались многочисленные термины современной физики (нейтрон, позитрон, синхрофазотрон), космонавтики (космодром, космонавт, селенология). Материал для создания таких терминов поставляет фонд греческих и латинских корней, из которых, как из своего рода «кирпичиков», складываются все новые и новые термины. Например, в слове география представлены элементы гео- (земля) и -граф- (пишу), которые встречаются в ряде других терминов в сочетании с другими корнями (ср.: геология, геофизика, геодезия, геометрия, геоцентризм, с одной стороны, и биография, лексикография, фотография, библиография, этнография, автограф, графомания, графология — с другой). Лишь о некоторых из этих терминов можно сказать, что они заимствованы из греческого (например, геометрия), основная же масса появилась в период, когда древнегреческий язык уже не существовал, а его элементы искусственно объединялись с латинскими (например, геоцентризм или флюорография). Фонд морфологических компонентов греческого и латинского происхождения (корней, приставок и суффиксов) сложился в Европе на базе античных традиций в условиях средневековья и Возрождения, когда латынь, вобравшая в себя много грецизмов, выполняла функцию международного языка сферы умственного труда. Продуктивность использования этих компонентов в последующие эпохи не только не снизилась, но, наоборот, возросла, в связи с чем состав интернационализмов расширился до огромных размеров. Не все они имеют общенародное или даже общенаучное распространение, но даже и те из них, которые можно назвать общеизвестными, представляют достаточно богатый фонд лексики.
Следует отметить, что существует иная, более широкая трактовка интернационализмов, данная В. В. Акуленко1. В широкую сферу интернациональной лексики, бытующую во многих языках одного ареала (региона), В. В. Акуленко включает любые слова, а не только терминологические, если в них наблюдается сходство значения, звучания, написания, мотивировки, хотя бы и не в полном наборе. При таком подходе интернационализмы не могут рассматриваться как полностью заимствованные слова, ибо в их состав входят также элементы исконные, коль скоро они распространены в качестве интернациональных слов. Для русского языка к последним можно отнести такие слова, как советы, спутник, тайга, а если взять ареал языков народов СССР, то количество таких слов будет огромным.
1 Акуленко В. В. Вопросы интернационализации словарного состава языка. Харьков, 1972.
2. С учетом функций, выполняемых иноязычными элементами, в лексической системе русского языка можно разграничить два типа слов. Во-первых, такие, которые представляют собой первичные, нейтральные номинации, рядом с которыми нет русских дублетов или они существуют как стилистически ограниченные средства. Объем такой лексики достаточно широк, ибо сюда входит большая часть интернационализмов (техника, комбайн, контейнер, джаз, бионика), а также целый ряд бытовых названий, заимствованных из других языков вместе с соответствующими реалиями [маникюр, банальный, бандероль, батист, бидон, бланк (из франц.), балкон, банан, бутафор (из итал.), бант, бакенбарды, бинт (из нем.), бульдог, бутсы, бифштекс (из англ.) и т. д.].
Во-вторых, существуют и такие заимствованные слова, для которых в русском языке существуют более или менее точные синонимы. Таковым было слово аэроплан (франц.), которое в 30-е годы имело преимущество в употреблении перед русским словом самолет, но в настоящее время его можно оценить только как вторичное средство.
В этом случае мы имеем дело с абсолютной синонимией типа лингвистика — языкознание, стюардесса — бортпроводница, глобальный — всеобщий, сфера — область, приоритет — первенство, эмпирический — опытный и т. д. Как правило, эта ситуация разрешается путем семантического или стилистического размежевания, так, например, разошлись в своей семантике такие слова, как письменность и литература, представлявшие в XVIII в. синонимическую пару. Во многих случаях иноязычные слова сокращают сферу своего употребления и полностью исчезают. Так исчезли из русского языка слова регула Срусск. — правило), сиккуре (русск.—помощь), квантитет (русск. — количество), аккорд (русск. — договор) и многие другие, имевшие в русском языке XVIII— XIX вв. русские дублеты. Но пока такие иноязычные слова существуют в русском языке, они образуют один из возможных ресурсов синонимических средств.
3. По способу заимствования можно противопоставить лексические и семантические заимствования. Лексические элементы иноязычного происхождения — это слова со всеми своими фономорфологическими и семантическими характеристиками, например, бравада (франц. bravade), босс (англ. boss), брак (нем. Brack).
К семантическим относятся прежде всего так называемые кальки — слова, образованные из русских морфем по модели иноязычного слова, например, самоопределение — по модели нем. Selbstbestimmung, хладнокровный — по модели франц. sangfroid, сверхчеловек — по модели нем. Ubermensch. Особым типом калькирования было развитие у какого-либо русского слова вторичных (переносных) значений по аналогии с соответствующими иностранными словами, например, значение 'главная приманка представления, программы' у слова гвоздь, значение ‘тот, кто временно примыкает к какому-либо политическому движению' у слова попутчик, значение 'нейтральная, неактивная часть какого-либо коллектива' у слова болото [7, 294 — 304].
4. Самое важное с синхронной точки зрения разграничение — это противопоставление слов, собственно заимствованных, полностью усвоенных, так называемым экзотизмам (варваризмам, безэквивалентным словам). К последним относятся слова, называющие явления из жизни других народов, сугубо специфические, отсутствующие в жизни русских, например, смог (лондонский туман), дансинг, комикс, мачатеро (рубщик сахарного тростника в Латинской Америке), богдыхан (китайский император), бойскаут, брахман (член касты жрецов в Индии), бумеранг и др. В частности, сюда же относится безэквивалентная лексика из языков отдельных народов СССР (арык, яранга, чахохбили, шаман, тюбетейка и т. п.). Они осмысляются как иноязычные элементы, не имеющие синонимов, не нуждающиеся в переводе и исключающие его, и используются только в сообщениях, касающихся жизни соответствующих народов.
Что касается слов, заимствованных и усвоенных, а к ним относится масса иноязычных по происхождению слов, то это слова, органически вошедшие в систему русского языка, подчинившиеся ее законам, функционирующие наравне с исконно русской лексикой независимо от темы, характера и стиля сообщения.
§ 5. Усвоение иноязычных слов представляет собой процесс их постепенного приспособления ко всем особенностям системы русского языка, который может быть более или менее длительным, более или менее полным. Это может зависеть как он внешних условий (сфера употребления, частота) использования слова, так и от того, насколько «инородными» являются основные параметры слова: его фонетические, морфологические и семантические особенности. Рассмотрим кратко основные моменты, в которых проявляется системное усвоение иноязычного слова.
1. Фонетико-графическое усвоение проявляется прежде всего в изменении отдельных звуков иноязычного слова в сторону сближения их с фонетической системой русского языка. Так, во многих словах, заимствованных из западноевропейских языков, [э] европейское (широкое) заменяется в произношении русским [э] (более узким), что сопровождается заменой предшествующего твердого согласного парным мягким, ср.: тема, тезис, декан, терапия, термос. Французские дифтонги превращаются в сочетания двух звуков — тротуар, автор; носовые гласные замещаются соответственно сочетаниями гласных с носовыми согласными (банк, бутону-, фрикативный заднеязычный согласный в немецких словах замещается взрывным [г] (галстук, гавань) и т. д. В соответствии с установившимся произношением осуществляется графическое приспособление слова: итал. paillasse передается как паяц, франц. bloc-notes — как блокнот, англ. bob-sleigh — как бобслей и т. п.
2. Морфологическое приспособление иноязычных слов протекает по-разному у существительных, с одной стороны, и у глаголов, прилагательных — с другой. Трансформация грамматического оформления заимствованных существительных идет прежде всего в связи с их родовыми значениями. Здесь возможны разные способы приспособления иноязычных слов к русской категории рода. Например, утрата иноязычных флексий и замена их русскими окончаниями при сохранении родовых значений, например, в лат. lavrus — лавр, fructus — фрукт, во франц. la mode — мода, в нем. die Bucht — бухта. В других случаях оформление остается неизменным, но меняется родовое значение в соответствии с формально-грамматическими законами русского языка. Так, греческое слово тема среднего рода в русском языке становится словом женского рода в соответствии с окончанием, нем. лозунг (die Losung — ж. р.) в русском осмысляется как слово мужского рода, аналогично — франц. банк (la banque — ж. р.). В качестве существительного среднего рода функционирует слово бюро (lе bureau — м. р.).
Что касается прилагательных и глаголов, то их приспособление сопровождается изменением не только грамматического (флексийного) оформления, но и структуры основы. В основе заимствованных прилагательных, как правило, присутствует суффикс -н-, ср.: galant— галантный, vocalis—вокальный, kolossal — колоссальный. Основа заимствованных глаголов включает в себя суффикс -ста- (с производными вариантами -ировать, -изировать, -фицировать), ср.: passer — пасовать, demonter — демонтировать, marsdueren — маршировать. В словоуказателе монографии Н. С. Авиловой [2] приведено более 700 иноязычных глаголов, и все они имеют в своих основах один из указанных вариантов.
В процессе формального усвоения иноязычных слов всегда существует этап «вариантов» одного и того же слова. Так было в XIX в. (апофеоз—апофеоза, плагиат — пляжиат, рутинер — рутиньер — рутинист, молекула — молекюль), такие же явления наблюдаются и в современном языке (нейлон — найлон, эспандер — экспандер, батуд — батут, апартеид — апартхейд и др.). Устранение формальной дублетности является одним из свидетельств устойчивого вхождения иноязычного слова в русский язык.
3. Семантическое усвоение иноязычных слов определяется внутрилингвистическими факторами. Иноязычное слово, попадая в систему русской лексики, либо занимает «пустую клетку» и становится основным средством номинации, либо входит в окружение близких, иногда синонимичных слов. В любом случае ему приходится включаться в межсловные парадигматические связи с русскими словами, семантически приспосабливаться к ним.
Одним из проявлений такого приспособления можно считать то, что иноязычное слово усваивается русским языком не во всех своих значениях, а только в тех, которые оказываются необходимыми. Например, из нескольких значений нем. слова Stab (палка, жезл, железный прут, орган командования) русское штаб имеет лишь последнее; из ряда значений франц. parole (речь, слово, обещание, голос, текст) русский язык усвоил только значение 'секретное, условное слово'. И таких примеров можно было бы привести множество.
Свидетельством достаточной степени усвоения иноязычного слова лексической системой русского языка является наличие у него производных значений, специфических для русского языка, например, значение 'окружающие условия, обстановка' у слова атмосфера или значение 'социальное окружение, среда' у слова сфера. Об этом же свидетельствует наличие производных слов, например, билет — билетный, билетёр, обилетишь (разг.); схема — схематизировать, схематизация, схематичный, схематизм, схематичность, схематично.
Многие заимствованные слова имеют свою историю уже в рамках их бытования в русском языке. Так, в этом плане интересна эволюция слова пионер, начиная с первоначального значения 'землекоп' до значения 'член детской коммунистической организации', возникшего на русской почве и распространившегося в других языках в качестве «советизма».
Иноязычные слова утрачивают в рамках русского языка свою мотивированность, что особенно ярко выявляется в нарицательных существительных, генетически связанных с именем собственными (бегония, берданка, бефстроганов, браунинг, бруцеллёз, бедлам, бойкот, жокей, макинтош, хулиган, френч и под.). Слово вокзал берет свое начало от имени собственного Vaux-hall (зал Вокса для гуляния), и в таком значении оно было известно в литературном языке XVIII — XIX вв., с р.: Если вы догадливы, то узнали, что я описываю славный английский Воксал. Лондонский Воксал соединяет все состояния, тут бывают и знатные люди, и лакеи (Н. М. Карамзин); ...Как в театре и на балах, на гуляньи иль в воксалах легким зефиром летал (А. С. Пушкин). В современном русском языке это слово имеет только одно значение — 'здание для обслуживания пассажиров', которое лишено какой- либо внутренней формы.
Многие этимологически иноязычные слова, пришедшие в русский язык в разное время, в разных значениях, а порой через посредство разных языков, не осмысляются в качестве семантически связанных, так как входят в разные семантические группировки, например, консервы, консерватория, консерватор; гонор и гонорар; штаб и масштаб; агрессия и прогресс; доцент и документ.
Завершая рассмотрение иноязычной лексики, усвоенной русским языком, следует уточнить ее место в общей структуре лексической системы современного русского языка. Противопоставление заимствованной лексики фонду исконной русской лексики связано в большей степени с историей русского языка, нежели с его современным состоянием. С синхронной точки зрения это противопоставление несущественно, заимствованные слова могут относиться к ядру лексической системы или к ее периферии наряду с исконно русскими словами, будучи одинаково подчиненными общим закономерностям устройства этой системы.
§6. В рамках социолингвистического подхода к заимствованной лексике нельзя обойти вопроса о том, как относилось русское общество к фактам заимствования. Хотя процесс заимствования слов является естественным и неизбежным, в разные периоды истории русского языка возникали так называемые пуристические (очистительные) тенденции как реакция на чрезмерно широкий приток иноязычной лексики. В частности, с 40-х годов XVIII в. и до начала XIX в. главным направлением языковой политики становится борьба с иноязычными излишествами, в которой участвуют такие деятели русской культуры, как М. В. Ломоносов, В. К. Тредиаковский, А. П. Сумароков, Н. Н. Новиков, А. Н. Радищев, И. А. Крылов, Г. Р. Державин, Н. М. Карамзин. Одним из путей преодоления заимствования явилось создание русских «тождесловов», которые могли бы заменить иноязычные слова, например: физика — землемерие, астрономия — звездочетство, туфли — выступци, горизонт — обзор, историк — дееписатель, интерес — польза, автор — книготворец, агрессор — наступатель, десерт — закуски, патриотизм — отечестволюбие, эгоизм — самохвальство и т. д. Таким путем искусственно создавалась избыточность лексических средств, множественная абсолютная синонимия, которая естественно преодолевалась, при этом «победителем» нередко оказывалось иноязычное слово, уже достаточно укрепившееся в общем употреблении.
Подобную языковую политику отражает «Словарь Академии Российской» (1789 — 1794), в котором заимствованная лексика ограничена и во многих случаях вместо толкований даются русские синонимы, например, актер, зри лицедей, аллегория, зри иносказание, диаметр, зри поперечник. Но там же целый ряд заимствованных слов не сопровождается такими «переводами», например, биржа, микроскоп, перспектива, горизонт, полюс и др., что свидетельствует о их полном усвоении и одобрении.
XIX век был ознаменован новым притоком заимствований, среди которых главное место принадлежало терминологии философского и общественно-политического характера (абстрактный, абсолютный, конкретный, объективный, субъективный, прогресс, социальный, социализм, идеализм, реализм, рационализм и т. п.). Основной канал распространения — журналистика, которая получила в этот период широкое распространение.
Приток заимствованной лексики неоднозначно оценивался современниками. Приятель А. С. Пушкина С. Д. Полторацкий в одном из писем (1841) перечисляет иноязычные слова, которые, по его мнению, портят язык русских журналов, относя к ним такие, как дебют, коалиция, лаборатория, наивность, новелла, объективность, популярный, талантливый, цивилизация и др. Характерно, что в текстах А. С. Пушкина не встречается, например, слово талантливый, при том что слово талант использовано великим писателем 113 раз. Крайним пуризмом отличался В. И. Даль, который предложил в своем словаре ряд «тождесловов», синонимов к иноязычным словам (путевик к слову маршрут, поличие — к портрет, плетеница — к гирлянда). Тем не менее в его «Толковом словаре живого великорусского языка» насчитывается более 800 слов иноязычного происхождения. «Сам по себе факт включения их в словарь очень показателен. Даль, несмотря на свое неприятие лексических заимствований, не мог уже игнорировать их» [8, 49].
В советский период процесс лексического заимствования протекал с разной степенью интенсивности, максимально сильной она была в 30-е годы, в связи с индустриализацией, и на современном этапе научно-технической революции. Основной тип заимствованных слов — интернациональная терминология.
В первые послереволюционные годы, когда молодая Советская Республика находилась в условиях международной изоляции, «противостояния» капиталистическому миру, не было благоприятных условий для широких заимствований, но возникла другая опасность. Массы народа, приобщавшиеся в ходе культурной революции к знаниям, проводником которых был письменный литературный язык, впитавший в себя достаточное количество иноязычных слов, заново осваивали для себя эти слова, нередко нарушая нормы их употребления. Именно против злоупотребления иностранными словами, против неверного их использования очень резко выступает В. И. Ленин в заметке «Об очистке русского языка» [/, 49]. Эта заметка была высоко оценена советскими языковедами, в частности Л. П. Якубинским, который в одном из своих докладов сказал следующее:«Ясно, что заметка Ленина о порче языка не может быть рассматриваема в связи с традиционными разговорами о засилии иностранщины в нашем языке: это не лингвистический национализм, это также и не «пуризм», основанный обычно на весьма туманных представлениях о «чистоте» языка. У Ленина корень вопроса — речевая целесообразность»1.
1 Якубинский Л. П. Ленин о «революционной фразе» и смежных явлениях//Печать и революция Кн 3. М, 1926. С 15 — 16
На современном этапе развития русского литературного языка, когда одним из основных внешних факторов является научно-техническая революция, происходит невероятное расширение терминологии, в рамках которой наблюдается порой избыточное включение иноязычных элементов, нередко имеющих русские эквиваленты, ср.: глобальный — всеобщий, визуально — зрительно, магистральный — главный.
Основную массу этих элементов составляют интернациональные термины: техники, науки, политики, культуры (бульдозер, контейнер, сервис, телетайп, табло, автострада, алгоритм, аллергия, апартеид, бампер, бестселлер, бройлер и т. п.). Главным источником является англоязычная литература, поэтому именно против наплыва «англицизмов» предпринимаются охранительные меры во многих странах Европы. В нашей стране на страницах «Известий» (1960 — 1961) и «Литературной газеты» (1971 — 1974) прошли широкие дискуссии о том, как следует относиться к этому явлению. Были высказаны пуристические предложения об изгнании из русского языка даже таких слов, как кофе, салон, ателье, филиал, лайнер, плантация, но большинство участников дискуссии выступали только за ограничения иноязычных элементов именно в сфере специальной терминологии, где их число, по мнению Ф. П. Филина, достигает не сотен или тысяч, а сотен тысяч.
В этих условиях естественными кажутся предостережения против бездумного, неограниченного использования терминов, ведущих порой к расширению фактов абсолютной синонимии. Введение в тексты тех или иных интернациональных терминов должно быть разумным и целесообразным. «Русский язык может многое переработать... Но полагаться только на стихийное самоочищение — дело опасное»1.
1 Филин Ф. П. Научно-техническая революция и проблема билингвизма в современном мире//НТР и функционирование языков мира. М., 1977. С. 27.
§ 7. Анализ конкретных иноязычных лексем может иметь три аспекта.
1. В аспекте социолингвистическом наиболее важной является характеристика условий заимствования (язык-источник, время заимствования, исходные значения). Например, слово бацилла произошло от лат. bacillum, которое имело значение 'палочка', слово батон — из французского, где оно в качестве исходного имеет значение 'палка', слово бактерия — из греческого, где оно также имеет значение 'палка'. Все это можно выяснить, обратившись к толковым словарям или словарям иностранных слов.
2. Характеристика типа иноязычного слова в соответствии с выделенными выше признаками. Так, слово батон можно отнести к собственно заимствованным словам, а слова бацилла и бактерия — к интернационализмам. Все они являются достаточно усвоенными лексическими единицами, выполняющими первичные функции.
3. Функциональный аспект. Слова бацилла и бактерия относятся к сфере терминологии (биол., мед.). У слова бацилла возможны переносные значения нетерминологического характера (бацилла равнодушия, стяжательства). Слово батон не имеет русских синонимов, входит в тематическую группу названий пищевых продуктов, в разряд названий хлебных изделий.
Рекомендуемая литература
1. Ленин В. И. Об очистке русского языка//Полн. собр. соч. Т. 40. С. 49.
2. Авилова Н. С. Слова интернационального происхождения в русском литературном языке нового времени. М., 1967.
3. Виноградов В. В. К истории лексики русского литературного языка//Избр. труды: Лексикология и лексикография. М., 1977. С. 12 — 34.
4. Винокур Г. О. О славянизмах в современном русском языке//Избр. работы по русскому языку. М., 1959. С. 443 — 462.
5. История лексики русского литературного языка конца XVIII—XIX века. М., 1981.
6. Крысин Л. И. Иноязычные слова в современном русском языке. М., 1968.
7. Лексика русского литературного языка XIX — начала XX в М., 1981.
8. Сорокин Ю. С. Развитие словарного состава русского литературного языка (30 — 90-е годы XIX века). М., 1965.
9. Филин Ф. И. О словарном составе языка великорусского народа//Вопр. языкознания. 1982. № 5.
10. Шахматов А. А. Церковнославянские элементы в современном русском литературном языке//Из трудов А. А. Шахматова по современному русскому языку. М., 1952. С. 245 — 269.
11. Словарь иностранных слов. 13-е изд. М., 1986.