Лингвистические детективы - Шанский Н.М. 2002
Слова и словесные сообщества - в замедленном чтении
Мечты и мечты
Мечты бывают разными… Но не о них пойдет сейчас речь. Как филологи обратим внимание на слова. Ведь бывают разными и слова мечты, мечты. Причем иногда у одного и того же писателя и в одном и том же произведении. И это следует обязательно учитывать, если мы хотим видеть авторский текст в его истинном свете. Например, текст романа А. С.Пушкина «Евгений Онегин».
Существительное мечта (естественно, в самых различных своих падежных формах) мелькает в «Евгении Онегине» довольно часто. Оно предстает перед нами уже в посвящении:
Достойнее души прекрасной,
Святой исполненной мечты…
С ним мы сталкиваемся во второй главе при описании Ленского:
Он в песнях гордо сохранил
Всегда возвышенные чувства,
Порывы девственной мечты
И прелесть важной простоты.
Его трижды произносит в своей исповеди-отповеди Татьяне Онегин в главе четвертой:
Мечтам и годам нет возврата;
Не обновлю души моей…
Послушайте ж меня без гнева:
Сменит не раз младая дева
Мечтами легкие мечты…
Неоднократно слово мечта встречается нам и в иных местах романа (см., например, X строфу главы третьей и строфу XLV главы шестой, III строфу главы седьмой, XXXVI, XLI и XLV строфы главы восьмой и др.).
И все это привычное и обычное слово мечта, столь же наше, сколь и Пушкина.
Но есть в романе «Евгений Онегин» и другие мечты. Слово мечта может являться и является на в двух контекстах с такими значениями, которые ему в настоящее время уже несвойственны.
В одно случае слово мечта выступает у Пушкина как «эрзац» существительного сновидение, как обозначение того, что снится:
Он оставляет раут тесный,
Домой задумчив едет он:
Мечтой то грустной, то прелестной
Его встревожен поздний сон (гл. 8).
В другом случае слово мечта у Пушкина (уже в форме множественного числа) оказывается еще более интересным, поскольку его собственное значение — «видение» неразрывно слито со значение стоящего рядом и определяющего его прилагательного черные:
А что? Да так. Я усыпляю
Пустые, черные мечты (гл. 6).
Причем слито настолько тесно, что отдельно восприниматься и не должно. Почему? Да потому, что оно является «осколком» семантики породившего эти слова фразеологизма видеть все в черном свете.
Впрочем, увидеть это можно только при замедленном чтении, хотя и без какого-либо специального лингвистического анализа. На первый же взгляд слово мечты здесь может показаться простым и обычным, а слово черные — очень своеобразным, хорошим и свежим эпитетом.
Внимательное и неспешное чтение предшествующей строфы показывает, однако, что в соответствующем месте Пушкин усыплял вовсе не мечты.
Вспомним, что предшествует разбираемому контексту:
Вы согласитесь, мой читатель,
Что очень мило поступил
С печальной Таней наш приятель:
Не в первый раз он тут явил
Души прямое благородство,
Хотя людей недоброхотство
В нем не щадило ничего:
Враги его, друзья его
(Что, может быть, одно и то же)
Его честили так и сяк.
Врагов имеет в мире всяк.
Но от друзей спаси нас, Боже!
Уж эти мне друзья, друзья!
Об них недаром вспомнил я (гл. 4).
В строфе, как видим, немало скепсиса и пессимизма, поэт высказывает (с его точки зрения, очевидно, не без причины: ему постоянно приходилось встречать в личине друзей врагов) даже сомнение в существовании настоящих друзей: «Уж эти мне друзья, друзья! Об них недаром вспомнил я». Однако тут же оговаривается: «А что? Да так. Я усыпляю пустые черные мечты» (т. е. «Я не хочу напрасно видеть все в черном свете», буквально — «я заставляю уснуть, отгоняю от себя пустые черные виденья, напрасные мрачные мысли»).
Как же возникло такое оригинальное словосочетание, как черные мечты? Оно появилось у А. С. Пушкина в результате творческого переоформления фразеологической кальки видеть все в черном свете (< франц. voir en noir), но с использованием, с одной стороны, вместо слова виденья (однокорневого с глаголом видеть) его архаического синонима мечты «виденья, призраки», а с другой стороны, диалектно-просторечного знания слова мечты «мысли».
Печальная здесь значит «достойная сожаления», прямое — «настоящее».