Лингвистические детективы - Шанский Н.М. 2002
Слова и словесные сообщества - в замедленном чтении
Об одном довольно странном окончании
Внимательно читая стихотворную классику первой половины XIX в. (и тем более поэзию ХVIII в.), вы иногда встречаетесь с такой формой прилагательных, которая в современном склонении, как говорится, не значится. Даже если вы правильно поймете падежный смысл этой формы, слова, имеющие ее, могут все же озадачить, поставить в тупик видимым несоответствием форм прилагательного и определяемого им существительного. Это явление объясняется тем, что здесь мы сталкиваемся с ныне уже устаревшим окончанием прилагательных женского рода. Но обратимся к примерам:
Нигде я ничего не внемлю (= «слышу». — Н. Ш.),
Кромеревущия волны…
(Г. Р. Державин. Водопад)
В прекрасный майский день,
В час (= «время». — Н. Ш.) ясныя погоды…
(Г Р Державин. Прогулка в Сарском Селе)
Чем дышит твоя напряженная грудь?
Иль тянет тебя из земныя неволи
Далекое светлое небо к себе?..
(В. А. Жуковский. Море)
Ах! Когда б я прежде знала,
Что любовь родит беды (= «беды». — Н. Ш.)
Веселясь бы не встречала
Полуночныя звезды.
(И. И. Дмитриев. Песня)
О сладость тайныя мечты!
Там, там, за синей далью,
Твой ангел, дева красоты
Одна с своей печалью.
(В А Жуковский Певец во стане русских воинов)
Спущусь на берега пологие Двины
С твоей гитарой сладкогласной:
Коснусь волшебныя струны,
Коснусь… и нимфы…
сойдут услышать голос мой.
(К. Н. Батюшков. Послание графу Вильегорскому)
Вчера еще стенал (= «стонал». — Н. Ш.) над
онемевшим садом
Ветр скучной осени, и влажные пары
Стояли над челом угрюмыя горы…
(Там же)
Не изменю тебе воспоминаньем тайным,
Весны роскошныя смиренная сестра (= «зима». — Н. Ш..),
О сердца моего любимая пора!
(П. А. Вяземский. Первый снег)
О, Лила! вянут розы Минутныя любви…
(А С Пушкин Фавн и пастушка)
Где ток уединенный
Сребристыя волны…
(А С Пушкин К Делии)
Во всех отмеченных прилагательных женского рода (а он легко устанавливается по соответствующему роду определяемых существительных) мы наблюдаем неизвестное уже нам окончание — ыя (-ия). Это странное окончание — ыя (-ия) является окончанием родительного падежа единственного числа в церковнославянском языке. Оно синонимично единственному сейчас у прилагательных женского рода окончанию— ой (-ей).
Сочетания ревущая волны, ясныя погоды, земныя неволи, полуночныя звезды, тайныя мечты, волшебныя струны, уг-рюмыя горы, весны роскошныя, минутныя любви, сребристыя волны, милыя мечты равны, таким образом, современным сочетаниям: ревущей волны, ясной погоды, земной неволи, полуночной звезды, тайной мечты, волшебной струны, угрюмой горы, весны роскошной, минутной любви, серебристой волны, милой мечты.
Формы на — ыя (-ия) по своему происхождению являются церковнославянскими и всегда встречаются только в книжной речи. В устной речи употребляются только исконно русские формы на — ой (-ей), которые возникли из более старых ок (ок). Уже в начале XIX в. окончание — ыя (-ия) даже в письменной речи было архаическим. Спрашивается: почему же оно, несмотря на это, поэтами все-таки изредка употребляется?
Однозначного ответа на поставленный вопрос дать нельзя. И вот почему. Дело в том, что это окончание может использоваться поэтами по разным причинам.
Чаще всего форма на — ыя (-ия) используется ими в качестве одной из поэтических вольностей. Ведь— ыя (-ия) вместо — ой (-ей) давало в распоряжение стихотворцев лишний слог, что в версификационном отношении было совсем не лишним, позволяло сделать строчку как определенную метрическую структуру.
В таких случаях эти формы родительного падежа единственного числа прилагательных женского рода используются поэтами потому, что они… разрешались, допускались как возможные варианты обиходных и привычных на — ой (-ей). Так же как, например, произношение F как [ʼэ], а не [ʼо].
Однако формы на— ыя (-ия) могут использоваться и по другим причинам. Иногда они выступают в художественном тексте как одно из стилеобразующих средств языка. У настоящих художников слова устаревшие морфологические явления при этом находятся в полном согласии с другими (прежде всего, конечно, с лексическими и фразеологическими) явлениями языка. Такими стилистически мотивированными формами с окончанием — ыя (-ия) являются, например, у зрелого Пушкина прилагательные мудрыя (= «мудрой») и зеленыя (= «зеленой»).
В стихотворении «Пророк» Пушкин использует форму мудрыя:
… И жало мудрыя змеи
В уста замершие мои
Вложил десницею кровавой
для создания «высокого слога», торжественно-патетического характера ораторской речи.
В «Сказке о мертвой царевне и о семи богатырях», напротив, поэт использует соответствующую форму для создания народно-языкового колорита:
И ей зеркальце в ответ:
«Ты прекрасна, спору нет;
Но живет без всякой славы,
Средь зеленыя дубравы,
У семи богатырей
Та, что все ж тебя милей».
Как видим, окончание — ыя (-ия) как двуликий Янус: оно выступало у поэтов то в качестве простой, ничего не значащей, но выгодной поэтической вольности, то как одно из морфологических средств языка, играющее важную художественную роль.
Во второй половине XIX в. это окончание практически сходит со сцены. Тем более неожиданным и удивительным представляется нам его употребление в прозе. Как может ни показаться странным, оно вдруг предстает перед нашими глазами на страницах… «Отцов и детей» И. С. Тургенева для речевой характеристики персонажа: «Оно же и довело его до острова святыя Елены».