О чем речь - Ирина Левонтина 2016

Обмолвясь
Охота к перемене мест

Перед Новым, 2014 годом, когда разворачивалась удивительная история с внезапным освобождением Михаила Ходорковского и его последующим этапированием в Германию, теле канал РБК нашел особенно изящную формулировку для описания этого происшествия: «После того, как Ходорковский перебрался в Берлин…» Вот оно как. «Перебрался». Теперь это так называется.

В русском языке есть ряд замечательных однокоренных глаголов, на которые лингвисты уже не раз обращали внимание: со браться, добраться, выбраться.

Все собираюсь, да никак не соберусь.

«Почему не сделал?» — «Да как-то не со брался».

«Чем ты сегодня занимался?» — «Да вот все утро собирался поработать, а потом гости пришли».

Такие фразы совершенно не бессмысленны и вполне понятны. Они выражают характерное для русского языка представление, что са мое трудное в любом действии — это некий предварительный этап, особый процесс мобилизации внутренних ресурсов. Притом внутренняя инерция, затрудняющая начало действия, изображается как объективное препятствие, фактор, который человек не вполне может контролировать. Ну, а коль скоро со брался — уже не так трудно заодно сделать и еще кучу дел.

«Как туда добраться?» — самый естественный способ сформулировать по-русски вопрос о местонахождении и маршруте (хотя сказать, к примеру, «Как туда попасть?» тоже, конечно, можно). «Как добраться» — стандартный заголовок соответствующего раздела сайтов. При этом говорящий уже заве домо исходит из того, что потребуются особые усилия или более или менее сложный алгоритм. Добраться можно пешком, на машине, на самолете или корабле, но в любом случае в фокусе внимания оказывается не конечная точка путешествия, а сам процесс перемещения. Как написала Анна Зализняк, глагол добираться выражает идею преодоления пространства. И было бы ошибкой думать, что это просто такая формула, за которой никаких презумпций о препятствиях и трудностях не стоит. На вопрос «Как до вас добраться?» вполне можно получить ответ: «Да не надо добираться — две минуты от метро «Театральная«».

«Простите, я к вам вчера так и не выбрался» — тоже полезная фраза. Она вводит представление о том, что человеку трудно покинуть дом. Его удерживает множество факторов — домашние дела, дети, а также просто внутренняя инерция. Но даже собственная лень в этой картине предстает как некое внешнее обстоятельство, не вполне подконтрольное человеку.

И вот среди этих замечательных и несколько лукавых глаголов есть и еще один — глагол перебраться. Подобно добраться и выбраться, пере браться тоже заключает в себе представление о преодолении пространства. Это хорошо видно в более конкретных употреблениях этого глагола: «перебраться через канаву», «перебраться с одного балкона на другой». Можно перебраться по карнизу, но едва ли «перебраться на лифте». И вот когда мы говорим, что человек «перебрался в другой город», мы тоже представляем себе некий сложный процесс, как, скажем, в таком случае:

Так и получилось, что прошлогодний дачный сезон растянулся на целый год. Тане все не уда валось перебраться в Москву. Она довольно часто приезжала на несколько дней, и только теперь, к началу июля, все стало складываться. Павлу Алексеевичу перед самым выходом на пенсию удалось выхлопотать однокомнатную кооперативную квартиру в новом академическом доме — для Томы. Бывшая девичья должна была вернуться в Танино владение, правда, владение это было не единоличным, а семейным, вместе с Сергеем и Женей (Л. Улицкая. Казус Кукоцкого, 2001).

Эта идея сохраняется, даже когда речь идет о самых простых перемещениях. Когда мы говорим: «В комнате стало про хладно, и она перебралась поближе к камину», то у нас перед глазами скорее всего такая картина: человек медленно бредет по комнате, зажав под мышкой книжку, теряя по дороге тапки и волоча за собой плед. В фокусе внимания опять оказывается сам процесс перемещения.

И особенно существенно то, что в перебраться есть идея преодоления инерции. Основное препятствие может состоять в том, что человеку просто трудно собраться и покинуть то место, где он находился. И вот это препятствие язык представляет как почти объективное обстоятельство.

Когда мы говорим «Компания перебралась на кухню», мы имеем в виду, что вот хорошо сидели в комнате, но выхода нет, детям спать пора, приходится сделать усилие, со вздохом встать с насиженных мест и, прихватив чашки или рюмки, переместиться на кухню.

Теперь вернемся к замечательной фразе про Ходорковского, который, мол, «перебрался в Берлин». Как мы видели, такую фразу следует понять в том смысле, что человек самостоятельно перемещается куда-то, причем это процесс, скорее всего, не быстрый, на каждом этапе его человек преодолевает какие-то препятствия. Возможно, даже просто собственную лень и нерешительность. Трудно представить себе менее подходящий глагол в ситуации, когда заключенного везут куда-то, не только не давая ему вы брать маршрут, но даже не ставя его в известность о пункте назначения. И какая там постепенность, когда все волшебные перемещения совершаются за считанные часы? Тут впору говорить не о перебирании, а о телепортации. Какие там препятствия, когда фантастическим образом материализуется заграничный паспорт с визой?

Но эта фраза смешно или издевательски звучит только для тех, кто следил за тем, как разворачивалась ситуация. У человека, который именно из нее узнает о перемещении Ходорковского, складывается вполне понятная картинка: ну да, мы-то тут остаемся, а он подумал-подумал, да чего я тут с вами буду, я лучше потихоньку двину туда, где почище да поспокойнее. Ну, ясное дело, рассуждает человек, деньги-то есть, чего не перебраться.

Мне вспоминается возмущение Лидии Корнеевны по поводу «умолчательных предисловий»:

А поэт Осип Мандельштам пером А. Дымшица просто обращен в путешественника. Этакий поэт-непоседа. Жил в Петербурге;

до революции побывал в Западной Европе, в Италии, в Париже, ну а потом принялся колесить по родной стране. На страницах предисловия А. Дымшица к тому «Стихотворений» Мандельштама, вышедшему после пятнадцатилетних мытарств в Большой серии «Библиотеки поэта», рассказывается, что Мандельштам живал в Крыму, в Москве, в Петрограде, опять в Крыму, потом в Тифлисе, потом опять в Петрограде, опять в Москве, снова в Тбилиси, потом в Ереване, в Ростове, в Перми, в Абхазии, — потом, представьте себе, в крохотном городке Чердыни (на Каме), потом в Воронеже, — ну а потом, потом — «оборвался творческий путь Мандельштама». Комар носу не подточит — все правда. А что Чердынь и Воронеж были ссылкою, а умер Мандельштам арестованным и, после тюрьмы, в пересыльном лагере под Владивостоком, на творческом пути в тундру, — об этом предисловщик умалчивает (Л. К. Чуковская. Процесс исключения, 1979).

А в истории с Ходорковским ведь в чем лукавство? В русском языке много возможностей представить собственные действия человека как нечто вроде природных процессов, которые человек не вполне контролирует, тем самым отчасти снимая с него ответственность. Ну, не выбрался… не собрался… Здесь же описывается ситуация, когда от человека мало что зависит, но выбор глагола деликатно затушевывает это обстоятельство. Можно было бы еще так, напри мер, сказать: «Почему Ходорковский десять лет не встречал Новый год дома?» — «Да как-то не выбрался…» Ну что ж, выбрался наконец, и то ладно.