О чем речь - Ирина Левонтина 2016

Грамматическое
О душе подумать

Открыв родную газету «Троицкий вариант» от 13 сентября 2011 года (№ 87), я едва не заплакала от умиления. Заметка называлась: «Антибактериальный секрет защищает личинок». В ней, в частности, говорилось: «Чтобы обеспечить появляющихся на свет личинок пищей, могильщики отыскивают трупы птиц или мелких млекопитающих и откладывают поблизости яйца». Речь идет о существующем в грамматике современного русского языка различии между существительными одушевленными и неодушевленными. Неодушевленными называются существительные, у которых винительный падеж множественного числа совпадает с именительным, а одушевленными — те, у которых он совпадает с родительным. Например, «вижу столы» — «как стоят столы», но «вижу тараканов», «как нет тараканов». У существительных второго склонения мужского рода то же соотношение и в единственном числе: «вижу стол» — «как стоит стол», но «вижу таракана», «как нет таракана». Кстати, даже несклоняемые существительные различаются по одушевленности: если «вижу эти киви» — это про фрукты, а если «вижу этих киви» — так это уж про птичек. Казалось бы, в чем тут проблема: стол неживой, ну, он и грамматически неодушевленный, а таракан живой — соответственно и одушевленный. В большинстве случаев это так и есть, но не всегда. Есть несколько групп неодушевленных существительных, которые обозначают живые существа — и наоборот. Как известно, слова покойник и мертвец одушевленные: действительно, ведь «Тятя, тятя, наши сети притащили мертвеца», а не «мертвец». А вот слово труп неодушевленное — притащили труп, а не трупа. Оно и понятно, ведь мертвец или покойник — это умерший человек, а труп — только мертвое тело. Король в картах и в шахматах одушевленный, а туз в картах — одушевленный в единственном числе, но не во множественном: «сдал туза», но «сдал тузы», а не «тузов». Мы говорим «сел на пень», но «ненавижу этого пня» — как и «этих мочалок», и «этих старых грибов», но «недолюбливаю этот ходячий мозг» и никак не «этого ходячего мозга».

«Цыпленок жареный, цыпленок пареный» в современном языке одушевленный, но вот у Вяземского читаем о человеке, который все делает не так: «Он рябчик ложкой ест, он суп хлебает вилкой…» «Ест рябчик» — а сейчас мы бы сказали «ест рябчика». Интересно, как у них было с мехом — пока не попадались подходящие примеры. Я имею в виду, что слова типа хорек, песец сейчас употребляются как одушевленные, даже если обозначают мех: «поднялись цены на песца и хорька», а не «на песец и хорек».

А с рыбами и вовсе сплошные проблемы: «ел килек» или «ел кильки»? Еще хуже с креветками, устрицами, омарами, улитками и прочей нечистью. Вроде бы едят скорее устрицы, а не устриц, но скорее улиток, а не улитки. Независимо от степени живости в момент съедения. Вирусы, бактерии и микробы тоже относятся к таким трудным словам, и, например, в грамматическом словаре А. А. Зализняка все три слова по признаку одушевленности охарактеризованы по-разному (только неодушевленное вирус, одушевленное или неодушевленное с разными предпочтениями бактерия и микроб). В рекламе одного средства против тараканов говорится, что оно «уничтожает не только тараканов, но и бактерий, которых они переносят». В рекламе одного моющего средства — что оно уничтожает все известные микробы. И вирусы, и бактерии, и микробы в общих словарях определяются как микроорганизмы. А вот поди ж ты — мера одушевленности разная. Конечно, вирус неодушевленный, сказал мне Зализняк. Вирус — это же яд! Действительно, латинское virus означает «яд». Но, между прочим, в том же номере «ТрВ», с которого я начала, есть биологическая статья Елены Наймарк «Биологические факты, которые следует знать современному человеку, претендующему именоваться Homo sapiens». Один из фактов таков: «Все живое состоит из клеток. Кроме вирусов, которых обычно не считают живыми». Заметим, что которых, а не которые — то есть вирус здесь одушевленное существительное. Закрадывается подозрение, что сам-то автор все же не вполне согласен, что вирусы неживые.

Надо сказать, что до последнего времени словари вообще мало внимания обращали на одушевленность. А ведь на самом деле этот вопрос не всегда легко решается, и слов, с которыми не все понятно, не так уж мало. Вечные проблемы со словами типа с убъект, прототип, персонаж и подобными. «Указать на прототип» или «на прототипа»? «Создать персонаж» или «персонажа»? А вот из передачи о фальшивых поп-звездах: «Мы разоблачили всех клонов!» При этом говорят «создать клон овечки», а не «создать клона овечки». Но все-таки, наверно, невозможно сказать: «Мы разоблачили всех копий». Есть и другие группы существительных, у которых проблемы с одушевленностью. Плохо дело с куклами, манекенами и пр. Кстати, современные игрушки разной степени антропоморфности — это настоящий полигон для категории одушевленности. С каждой новой игрушкой говорящие должны отдельно решать: купили ребенку покемоны или покемонов? Ребенок потерял новый бакуган или нового бакугана? А тут еще мода на зомби и привидений — или привидения… Про это тоже хоть отдельное исследование проводи. Кстати, моя дочь в 6-м классе проводила небольшое исследование именно про призраков с бакугагнами — анкетировала одноклассников.

Сейчас можно часто услышать, как автолюбители употребляют названия машин как одушевленные существительные: ну там, взял джипа, разбил бумера, подрезал мерса. Кстати, недавно, после крушения самолета ЯК‑42, специалисты в своих комментариях называли его все время яковлевым — естественно, в качестве одушевленного существительного. В свою очередь, в польском языке одушевленными в последнее время часто оказываются обозначения разных гаджетов («купил айфона» и т. п.).

А особенно в русском языке трогательно с алкогольными напитками — когда о них говорят так: «Только успел одного коньяка взять, так с работы позвонили», «…Потому все пьют разное — кто сухаря, кто бормотуху из бракованной краски, а кто и водочку из обрезной доски, — потому что все настроены на разную заправку горючим» (И. Адамацкий. Утешитель, 1983).

Мне вспоминается одна история. Существительное плод в значении ребенок в норме все равно остается неодушевленным. Помните, у Пушкина: «И царицу и приплод / Тайно бросить в бездну вод». Конечно не приплода. Но я по мню, как врач в женской консультации убеждала беременных регулярно являться на прием. В качестве аргумента она рассказывала историю о женщине, которая относилась к своей беременности недостаточно ответственно. «И она потеряла своего плода», — заключила врач назидательно. Видимо, у нее просто язык не повернулся обозначить ребенка неодушевленным существительным, и никакая грамматика ей была не указ.

Так вот, вернемся к личинкам. Словари обычно подают личинки как неодушевленные:

Стадия развития некоторых животных организмов (червей, насекомых, рыб и т. п.), на которой организм уже освободился от зародышевых оболочек, но отличается по виду и строению от окончательно сформировавшегося животного; животный организм на этой стадии. Личинки майского жука. Уничтожать личинки насекомых-вредителей.

Как мы видим, винительный здесь совпал с именительным. У Зализняка допускается и одушевленность, и неодушевленность. В речи тоже по-разному, но чаще личинка используется как неодушевленное существительное:

Но смерть к нам всего ближе, ближе даже, чем воздух, она откладывает личинки в поры нашей кожи, и мы, в сущности, сражаемся с жизнью на ее территории (И. Полянская. Прохождение тени, 1996).

Специальной суспензией опрыскивают хлопчатник, сады, а порошком зелени обрабатывают водоемы, чтобы уничтожить личинки малярийного комара (Из писем в редакцию // Химия и жизнь. 1970).

Мы, правда, не знаем, сколько лет будет действовать такая маленькая доза: чтобы уничтожить личинки на три года вперед, понадобилось 700—1000 г на гектар (Л. Тимофеева. Можно ли искоренить гнус? // Химия и жизнь. 1969).

Но есть и одушевленные употребления:

Обнаружив личинок в норах, Латышев, естественно, предположил, что хозяева нор и есть те постоянные носители инфекции, которых он искал целых два года (Ю. Дубровский. Компас эпидемиолога // Химия и жизнь. 1967).

Здесь, как и в примере, с которого я начала, личинки — это такие как бы существа. Вспоминаю, как один знакомый биолог, когда при нем кто-то попробовал сырое тесто, сказал с отвращением: «Как можно есть живых дрожжей!» Так что тут все дело во взгляде на вещи.