Лексикология русского языка - Кузнецова Э. В. 1989

Социолингвистическая систематизация лексики современного русского языка
КОННОТАТИВНАЯ И СТИЛИСТИЧЕСКИ-МАРКИРОВАННАЯ ЛЕКСИКА

§ 1. Нейтрально-номинативная и коннотативная лексика § 2. Компоненты коннотации § 3. Лексика стилистически-маркированная § 4. Функционирование стилистически-маркированной лексики

§ 1. В структуре словарного состава языка существует еще одно противопоставление: основному фонду лексики, которая может употребляться в любых условиях общения, выполняя при этом преимущественно номинативную функцию, противопоставлен довольно обширный и сложный по своему составу пласт слов, употребление которых ограничено и специализировано. Ограничения эти, во-первых, могут быть связаны с условиями общения, в таком случае они имеют социальную природу. Различия условий общения порождают особые социолингвистические варианты литературного языка — функциональные стили. Приспособленные к определенным сферам, формам и условиям речевой деятельности, стили характеризуются, в частности, наличием особых лексических средств, несущих на себе печать принадлежности к определенному стилю и поэтому называемых стилистически-маркированными.

Во-вторых, специфика лексики, противопоставленной нейтральному фонду, может определяться особой сложностью семантики слов, связанной с тем, что в содержании слова кроме объективно-понятийного значения содержатся коннотативные компоненты, имеющие субъективный характер. В них отражается эмоциональное, оценочное отношение людей к тем явлениям, которые обозначены словом. Такие слова выполняют в языке и речи особую экспрессивную функцию. «Экспрессивная функция ориентирована на выражение субъективных аспектов восприятия человеком реального мира» [3, 43]. Именно функциональное своеобразие и определяет наличие в словах коннотативной семантики.

В целом слова коннотативно- и стилистически-маркированные составляют около 10% общелитературного словарного фонда, они малочастотны и относятся к периферийным отделам лексической системы. Тем не менее роль такой лексики очень важна, без нее не может обойтись ни один язык. Это необходимые средства совершенствования и гибкости речевой культуры, средства, с помощью которых в объективную информацию, выражаемую с помощью слов, «врывается» субъективный человеческий фактор.

В целом маркированную лексику можно характеризовать как вторичные лексические средства, синонимически соотнесенные с нейтральным фондом. Большинство маркированных слов связаны с нейтральными словами своеобразными привативными оппозициями, о которых мы уже упоминали (см. гл. IV), ср.: бить — колотить; много — уйма; брать — хапать; муж — благоверный; ложь — брехня; месть — возмездие и т. п. Маркированный элемент таких оппозиций всегда информативно богаче нейтрального наименования. При этом дополнительная информация, связанная с маркированным словом, может быть двух типов. Во-первых, она может быть чисто внешней, маркирующей не значение слова, а само слово как единицу словарного состава, обладающую определенной стилистической «привязанностью». Например, слова агитка, беготня, безалаберщина стилистически маркируются как разговорные, а слова возмездие, истый, зиждиться несут на себе печать принадлежности к книжным стилям. Во-вторых, чаще всего маркирующая информация входит в содержание лексического значения в качестве особого коннотативного компонента.

В связи с этим и принято разграничивать в сфере функционально-маркированной лексики два типа слов: коннотативную лексику и лексику собственно стилистически-маркированную, хотя практически во многих случаях оба типа маркированности могут совмещаться в одних и тех же словах. В следующих параграфах, посвященных рассмотрению двух указанных типов слов, мы постараемся более подробно охарактеризовать как их специфику, так и их взаимосвязь.

§ 2. Коннотативный компонент — это часть системного лексического значения слова, дополняющая его основное понятийное содержание смыслами, в которых отражены социально-психологические оценки и ассоциации соответствующих явлений. По своей структуре коннотативный компонент очень сложен, чем и объясняется то, что он до сих пор не имеет в науке о языке однозначного определения, хотя коннотативная лексика привлекает в последнее время внимание многих исследователей (В. Н. Телия, И. А. Стернин, Н. А. Лукьянова, В. И. Шаховский, Л А Киселева, В. К. Харченко и др.). Обобщая концепции разных авторов, в чем-то «усредняя» их, мы считаем возможным рассмотреть в качестве компонентов коннотации следующие явления, экспрессивность, эмоциональность, оценочность и образность.

1. Экспрессивность представляет собой наиболее сложную характеристику, получившую различное толкование в работах отдельных исследований.

Инвариантным, самым общим признаком соответствующего понятия можно считать признак «усиленной выразительности», который может иметь статус системного свойства слова. На наш взгляд, существенно противопоставление двух интерпретаций понятия экспрессивности: широкого и узкого. При широком подходе под экспрессивностью слова (или другого языкового средства) понимается все то, что обладает эффектом повышенной выразительности, связанным с отклонением от нейтрального, общепринятого стандарта. Такая экспрессивность выходит за рамки системы лексических средств и охватывает все средства повышенной выразительности, реализующиеся в речи. Это могут быть и собственно слова-коннотативы (например, репей — по отношению к человеку, настойчиво навязывающемуся с разговорами к кому-либо), и слова с нарочито фонетической огласовкой (например, инф [э] кция, б [о] кал), и особые синтаксические структуры, типичные для устной речи (например, Ведь лентяй лентяем, а туда же!), и нарочитая двусмысленность, каламбурность, достигаемая за счет графических средств (например, у Маяковского —«А кто до того к подписям привык, что снова к скале полез,— у этого навсегда закрывается лик- (перенос) без).

Под экспрессивностью в узком смысле понимается наличие в семантике слова компонентов, характеризующих меру и степень проявления определенных признаков явлений. Имеются в виду только такие признаки, для которых различная степень проявления представляется естественным свойством. Например, действие направленного перемещения может быть различным по скорости, семантика глаголов плестись — идти — нестись дифференцируется именно в зависимости от меры (интенсивности) скорости. Н. А. Лукьянова предлагает для обозначения данного семантического феномена термин «интенсивность», связывая его «не с любой количественной квалификацией явления, а только с такой, которая демонстрирует отклонение от «нормальной» меры» [3, 56].

Термины «экспрессивность», «экспрессив (экспрессивное слово)» Н. А. Лукьянова употребляет как общее обозначение коннотации, как синоним коннотативной лексики, или коннотативов. По ее мнению, «компонентами экспрессивности, или ее микрозначениями», являются 'эмоциональная оценка', 'интенсивность' и 'образность', в разных комбинациях присутствующие в значении ЭЛЕ (экспрессивной лексической единицы) [3, 44]. Термин-неологизм «экспрессив» представляется удачным и получает распространение в научной литературе. Сам по себе компонент 'интенсивность' может входить и в понятийную часть лексического значения, ср.: мчаться — 'бежать быстро', поразительный — 'производящий сильное впечатление', уйма — 'очень много' и т. п. В этом случае как бы отражается объективно высокая степень проявления признака. В экспрессивах же компонент 'интенсивность' служит не столько для выражения реальной меры признака, сколько для выражения субъективного представления об этой мере как сильно отклоняющейся от нормы, ср: мямлить, шпарить, прорва, пропасть, жердь (о высоком человеке), лоботряс, балаболка и т. п. При этом компонент 'интенсивность', как правило, сочетается с компонентами типа 'эмоциональность'.

2. Эмоциональность как компонент коннотации (экспрессивности в широком смысле слова) служит для выражения эмоционального отношения, которое чаще всего бывает оценочным, к тому, что названо словом. Все, что окружает людей и является объектом познания и наименования, вызывает у них то или иное отношение, в формировании которого в одинаковой степени участвуют разум человека и его эмоции, ибо «без "человеческих эмоций" никогда не бывало, нет и быть не может человеческого искания истины» Разум является орудием формирования объективной, понятийной части значения слова, чувства находят свое отражение в коннотативной, субъективной части этого значения.

Но эмотивный компонент значения — это не единственный способ выражения эмоций. В этом участвуют и нейтральные слова, называющие различные виды эмоций (печаль, тоска, радость, удивление), а также междометия, которые, не выполняя номинативной функции, служат средством непосредственного выражения эмоциональных состояний

3. С эмоциональностью тесно, органически связан компонент 'оценочность'. Можно сказать, что он является главным по отношению к эмоциональности, так как имеет социальный характер. Сами эмоции делятся на положительные и отрицательные именно в зависимости от социальной оценки явления, вызывающего их.

Социальные оценки соотносятся с понятием нормы, совокупностью правил, определяющих оптимальный статус общественной жизни. Положительные и отрицательные оценки располагаются на горизонтальной шкале как выше- и нижележащие относительно средненормативных параметров, ср.: рукодельница (положит.) — неумеха (отрицат.); изумительный (положит.) — омерзительный (отрицат.).

Оценке подлежат прежде всего сами люди (гуляка, белоручка, лежебока, прожектер, тунеядец), их поведение (шататься, канючить, франтить, лоботрясничать), продукты их деятельности (мазня, халтура, драндулет, красота, загляденье), различные социальные явления (грызня, показуха, маниловщина).

Об органической близости эмоциональности и оценочности свидетельствуют данные словарей, в которых нет специальных оценочных помет, а есть только эмоциональные, которые одновременно указывают и на характер оценки. Положительная оценочность заключена, например, в таких пометах, как ласкательное (дружок, солнышко, голубчик), шутливое (благоверный, вояка, работенка); отрицательная — в пометах презрительное (клянчить, деляга, дрязги), пренебрежительное (дохлый, дребедень), неодобрительное (бузотер, бюрократ). Ирония представляет собой сложное явление, она как бы заключает в себе и одобрение и неодобрение, но в скрытом, неявном виде, ср. слова, даваемые с пометой ироническое (удружить, сокровище, мудрец). Органическая спаянность эмоциональных и оценочных компонентов оправдывает их объединение в одном эмоционально-оценочном компоненте.¹

¹ Ленин В. И. Поли собр. соч. Т 25 С 112

Оценочность может быть компонентом понятийной части лексического значения, например, зачинщик — ‘инициатор плохого дела', а запевала — ‘инициатор хорошего'. В таком случае соответствующая эмоциональная оценка как бы дублирует эти семы в рамках коннотации, в отличие от таких слов, в понятийной части которых нет явно оценочных сем, оценка представлена только как часть коннотации, например, в словах голословный, демагогический и т. п.

4. Компонент 'образность' является факультативным и не всеми признается как однопорядковый с компонентами 'эмоциональность', 'оценочность', 'интенсивность'. Он не связан с отражением каких-либо реальных явлений объективного или субъективного характера. Это скорее особый способ представления информации, когда в ней содержится скрытое сравнение, оживляющее наши представления о тех или иных явлениях. Примерами могут быть производные слова с яркой «внутренней формой» (верхоглядство, зубоскал, пропесочить) или вторичные значения метафорического характера типа кипятиться, рычать, рявкать, осел, свинья, змея, употребленные по отношению к человеку. Образность слова, в свою очередь, также тесно связана с эмоциональностью.

Таким образом, мы убедились, что в специфической части экспрессивов или коннотативов представлены в разных комбинациях компоненты оценочного, эмоционального, образного и интенсивно-количественного характера, органически связанные друг с другом. Следует подчеркнуть, что, хотя коннотация в рамках лексического значения слова является дополнительной по отношению к основной понятийной части, с точки зрения функциональной именно коннотация обусловливает языковую значимость соответствующего слова. Именно ради экспрессивной функции создаются и существуют в словарном составе языка такие слова. В отдельных словах коннотация выступает в качестве преобладающего компонента, «размывающего» понятийное содержание, делающего его диффузно-неопределенным. Ср. так называемые сверхмногозначные глаголы жарить, шпарить, которые могут употребляться как синонимы глаголов речи (Шпарит по бумажке), глаголов перемещения (А ну, шпарь к соседям!), глаголов проявления качества (Мороз шпарит всю неделю) и др.

В целом экспрессивы (коннотативы), как правило, синонимически соотнесены с нейтральными словами, но соотнесенность эта может быть, различной. В одних случаях экспрессив полностью совпадает с нейтральным словом по понятийному содержанию и отличается только коннотативно, ср.: ложь — брехня, ударить — жахнуть, украсть — стибрить и под. В других случаях, когда компоненты типа 'интенсивность' или 'оценочность' присутствуют в самом понятийном значении и как бы дублируются в коннотативной части, отношения экспрессива с нейтральным словом имеют более сложный характер. Здесь имеет место собственно привативная оппозиция, маркированный элемент которой отличается от нейтрального синонима не только коннотативно, но и по семам понятийной части. Например, слово мазня может быть соотнесено со словами рисунок, картина только в том случае, если речь идет о плохом произведении. В таком случае сема 'плохой' входит в понятийную часть слова мазня, делая ее более содержательной. Аналогично обстоит дело в соотношении слов запевала, застрельщик, зачинщик с нейтральным инициатор, слов пособник, сподвижник, соратник со словом помощник.

§ 3. Стилистическая маркированность слова отличается от коннотативной, как мы уже указывали, тем, что имеет внешний характер. Она не включается в содержание слова, а как бы «приписывается» самому слову как факту языка. Содержательно стилистическую маркированность можно представить, как дополнительную информацию об уместности, допустимости, оптимальности слова в определенных условиях общения, о его «привязанности» определенному функциональному стилю.

Основной фактор, разграничивающий стили речи (соответственно и стилистическую маркировку лексики), — это форма речи: письменная и устная. Условия и цели устного и письменного общения существенно различны, и в рамках этих типов речи вырабатываются специфические средства, несущие на себе печать того или иного стиля. Так, слова свершиться, движимый, исходящий даже вне контекста осмысляются как принадлежащие к стилям письменной речи, а слова в конец, адски, толчея, хворать, дурнушка и под. — как средства устной речи.

В словарях маркировка слов, тяготеющих к стилям письменной речи, дается с помощью ряда помет: книжное, официальное, высокое, традиционно-поэтическое, например, адепт (книжн.), бракосочетание (офиц.), грядущее (высок.), бранный (трад. -поэт.) (MAC, /).

Особенно широко представлена в языке лексика, связанная с устной формой речи. Частично мы уже касались ее при рассмотрении профессионализмов и жаргонизмов. Наиболее богатым пластом здесь оказывается разговорная лексика, которая употребляется в живой, непринужденной речи, в условиях повседневного общения с близкими людьми. Поскольку в устном общении с наибольшей полнотой выявляются не только мысли человека, но и его эмоции (иногда даже второе сильнее, чем первое), то для лексики разговорного типа характерно наличие определенной коннотации, в особенности эмоционального компонента. Степень экспрессивности разговорного слова может быть минимальной, например, зачетка, электричка, драный, дошутиться, дотошность и т. п. Но в большинстве случаев стилистическая «разговорность» сопровождается довольно яркой эмоционально-оценочной коннотацией, например, допрыгаться, толчея, барахло, верзила, дылда, разиня и т. п.

Разговорные слова могут иметь нейтральные синонимы, например: адски — чрезмерно, балагур — шутник, бахвал — хвастун, башковитый — умный, безмозглый — глупый и т. п. Наряду с такими словами в разговорной лексике есть много слов, не адекватных по своему понятийному содержанию соответствующим нейтральным словам, т. е. не имеющие точных нейтральных синонимов, ср.: брякнуться — 'упасть с силой, шумом'; бубнить — 'говорить монотонно'; бродяжничать — 'путешествовать без определенной цели'; бренчать — 'неискусно или небрежно играть на музыкальном инструменте' и т. п. В последнем типе разговорных слов можно видеть продукт тенденции к лаконизму и выразительности, весьма характерной для устной речевой деятельности.

Особую сферу устной речи, пограничной между литературным языком и внелитературными средствами, составляет просторечие, специфика которого также проявляется в наличии особых лексических единиц — просторечных слов.

Просторечная лексика оказывается особенно трудно определимой, во-первых, в силу ее неоднородности, во-вторых, потому что именно в просторечии произошли наиболее значительные изменения в послеоктябрьский период развития русского языка.

До революции, когда литературный русский язык не был общенародным языком, в речи городского населения, относимого к «простому народу», существовал особый устный вариант, в котором нивелировались специфические диалектные особенности. Помимо фонда общенародной лексики в нем присутствовали: обще-диалектные слова (типа стужа), понятные всем, но неупотребительные в книжном языке, искаженные литературные слова (типа агромадный) и много слов экспрессивных, нередко грубых, вплоть до бранных (бабьё, башка, балда, блудня, буркалы и т. п.). По мнению Л. И. Баранниковой, «просторечие... было тем компонентом в составе общенародного языка, который пришел на смену территориальным диалектам прежде всего в городских условиях. На ранних этапах существования национальных языков просторечие, очевидно, выступало как основная форма обиходно-бытового общения»¹.

¹ Баранникова Л И Просторечие как особый социальный компонент языка//Язык и общество Саратов, 1974 Вып 3 С. 7.

В современном русском языке характер просторечия изменился. Вышли из употребления искаженные слова, вытесненные их нормативными дублетами, обще-диалектные слова частично вошли в литературный язык в связи с его общей демократизацией. Изменился характер экспрессии просторечных слов: они в массе своей стали менее грубыми, допустимыми в устной, фамильярной речи, ср.: блондинистый, впритирку, мельтешить, балдеть, калымить, вкалывать, канителиться, кавардак, казенщина и др. Сохраняется небольшой слой так называемого внелитературного просторечия, куда включаются остатки диалектной по происхождению лексики, недопустимой с точки зрения литературной нормы и все-таки встречающейся в устной речи (вертаться, пужать, дожить, спервоначалу, без разницы, сродственник и т. п.).

Будучи противопоставленным, с одной стороны, диалектам широтой своего распространения, с другой — литературной разговорной речи своей ненормативностью, просторечие в целом не имеет четких границ, представляет собой «некий общественно - исторический феномен с весьма невысокой степенью структурной организованности» [2, 11]. Особенно трудно отграничить просторечные слова от разговорных. По мнению Л. А. Капанадзе, «отличие просторечия от литературной РР (разговорной речи) — в составе носителей: просторечие — это неподготовленная, непринужденная речь лиц, не владеющих литературным языком» [2, 10].

В целом стилистически-маркированная лексика связана с нейтральными словами и может осуществлять свои функции только с опорой на них. Во многих случаях мы можем выявить своего рода стилистические парадигмы, основу которых представляют нейтральные слова, окруженные своими стилистически-маркированными спутниками, ср.: идти — шествовать (книжн., высок.), топать (разг.), переться (прост.); подарок — дар (почтит.), презент (разг., шутл.); одежда — одеяние (книжн., устар.), одежка (разг.); поручить — возложить (книжн.), взвалить (разг.). Чаще всего более полной является та часть парадигмы, в которой представлены слова устной речи со сниженной окраской, например, поразить — ошеломить (прост.), ошарашить (прост., усилит.); понять — раскусить (разг.), раскумекать (прост.), расчухать (груб. -прост.).

Стилистическая маркированность слова чаще всего сочетается с коннотативной (экспрессивной) маркировкой, особенно это касается слов, специфических для устной речи. В словарях при характеристике таких слов обычно используются двойные пометы, ср.: вояка — разг., обычно шутл. и ирон. (MAC, /, 220); ворюга — прост., презр. (MAC, /, 214); браток — прост., уничижит, и ласк. (MAC, /, 112). В целом же следует отметить неоднозначность лексикографических помет, отражающих характер их маркированности, в разных словарях. Приведем известный пример со словами сборище и сонмище. Сборище в СУ дано с пометой «пренебр.», в СО — с пометой «разг., неодобр.», в МАСе — с пометой «разг.». Слово сонмище в СУ имеет помету «книжн., устар.», в СО — помету «устар. и шутл.», в МАСе' — «книжн., обычно ирон.». В «Словаре русского языка» С. И. Ожегова (до 9-го изд.) слова с одинаковой, казалось бы, экспрессивно-стилистической маркированностью даются по-разному: маниловщина с пометой «неодобр.», обломовщина — без помет; рвачество — с пометой «разг., презр.», а шкурничество — без помет.

Причина таких несовпадений объясняется как объективными, так и субъективными факторами. К объективным можно отнести следующие. Во-первых, уже отмеченную выше диффузность, взаимопроникновение отдельных компонентов коннотации и стилистических характеристик. Например, разговорность чаще всего предполагает наличие эмоциональной оценочности; интенсивность, как денотативная, так и коннотативная, органично «провоцирует» оценочность. В словарях же часто отмечается только один (или максимум два) из возможных компонентов, как бы вбирающих в себя и другие, органически связанные с ним.

Во-вторых, объективной чертой коннотативной лексики является неустойчивость ее соответствующих характеристик, их историческая изменчивость. Изменение экспрессивно-стилистической маркированности — один из наиболее интенсивных процессов, характеризующих развитие словарного состава русского языка советской эпохи. В этом процессе реализуются две тенденции: переход маркированной лексики в состав нейтрального фонда (нейтрализация) и пополнение состава маркированной лексики за счет слов нейтральных, приобретающих по тем или иным причинам характер коннотативных, ограниченных в употреблении слов. В разные годы нейтрализовались, перешли в общий фонд такие слова, как парень, ребята, склока, учеба, зря, нехватка, вожак, проработать, выпятить, надобно, нежели, зачинщик и многие другие. Обратный процесс представлен словами, которые, став редко употребительными, пополнили фонд коннотативной лексики, например, давеча, задаром, сговор, уведомить, овеять, насаждать, сборище, сработать, преддверие, третировать и др. Для современного этапа (60 — 80-е годы) более характерен первый процесс — нейтрализация маркированной лексики, которая особенно интенсивно проходит в языке газет [6, 129 — 150].

Субъективный фактор, затрудняющий однозначную квалификацию специфической лексики, связан с тем, что не разработаны и не внедрены специальные методики, с помощью которых можно было бы с достаточной объективностью характеризовать экспрессивно-стилистический статус слова. Наиболее перспективными здесь, очевидно, являются психолингвистические методики, подкрепленные приемами математической статистики. Массовые обследования информантов дали возможность, например, установить, что стилистическая маркированность слова ныне осознается только 10% информантов, а слова зачинщик — 40% обследованных. Выявилось также и то, что ««оценки» маркированности слова различны у людей разного возраста, уровня культуры, социального статуса.

§ 4. До сих пор мы характеризовали лексику, коннотативно- и стилистически-маркированную, как явление системное, как определенную сферу вторичных (с точки зрения места в системе языка) лексических средств, которые синонимически соотнесены с нейтральным номинативным фондом и которые могут быть использованы в речевой деятельности в определенных условиях и с определенными целями.

Употребление в речи маркированной лексики определяется многими факторами. Укажем некоторые из них.

1. Форма речи: устная или письменная. В целом более широко представлена маркированная лексика в устной форме речи, потому что в ней человек выявляет себя более непосредственно и полно, не только интеллектуально, но и эмоционально. Поэтому именно в устной речи типичны сокращенные (разговорные) наименования (зачетка, читалка), слова эмоционально окрашенные (вытурить, сказануть, ляпнуть).

2. Сфера общения: официальная и неофициальная. Даже в устной речи употребительность слов неодинакова; в зависимости от обстановки мы допускаем (или не допускаем) употребление маркированной лексики. Ср. официальное обращение студента к декану: Мне необходимо съездить к родителям — и сообщение такого же содержания, адресованное сокурснику: Домой надо смотаться к предкам.

3. Характер речи: нейтральное сообщение или эмоционально окрашенное высказывание. Во втором случае мы не можем обойтись без средств выражения нашего состояния, нашего отношения к предмету сообщения и, говоря о пожилой женщине, употребляем такие слова, как старушенция, бабка, старуха и даже карга, а, имея в виду неопытного, не очень ловкого человека, называем его тетерей, простофилей.

4. Социальные характеристики участников речи (возраст, степень культуры, образованность, воспитанность). Так, в речи пожилых образованных людей можно встретить иноязычные слова архаического типа (импозантный, реноме, перфектность); о недостаточной образованности человека свидетельствует, например, употребление таких просторечных слов, как ложить, застыть (в смысле 'замерзнуть'); для устной речи учащейся молодежи типично употребление жаргонизмов (трояк, хвост, завалить). Вообще, именно через маркированную лексику ярче всего выявляются индивидуальные и социально-групповые характеристики людей.

Но нам уже известно, что слово в речи может выполнять не только те функции, которые заданы программой языковой системы, но и другие, специфические смысловые функции. Эти различия между системным статусом слова и его речевыми реализациями находят свое отражение и в сфере экспрессивно-стилистической лексики. По мнению Т. Г. Винокур, «употребление языковых единиц, имеющих стилистическое значение, проходит в условиях двух общих закономерностей — стилистического согласования и стилистического контраста [/,223].

Стилистическое согласование наблюдается в тех случаях употребления маркированного слова, когда его системные характеристики (стилистические прежде всего) соответствуют условиям общения, например, канцеляризмы в текстах приказов и распоряжений, специальная терминология в научной статье, просторечные слова в условиях фамильярного общения. Стилистический контраст имеет место в тех случаях, когда системная маркировка слова не соответствует общему стилю речи, контрастирует с его тональностью Из «неуместности» слов в данных условиях возникает эффект повышенной экспрессивности Особенно широко такое необычное использование встречается в художественных текстах и разговорной речи, где с наибольшей силой ощущается потребность в экспрессивных средствах Здесь могут быть использованы иноязычные слова-экзотизмы — Имею честь, сэр, пригласить вас на скромный файф-о-клок по случаю роскошных испытаний (Г. Бокарев), устаревшие слова — Не слишком ли красиво глаголете? (Г. Бокарев), специальные термины — А ты все такой же Крупноблочный и цельносварной. У тебя не нервы, а трехдюймовый крановый трос (Г. Бокарев)

Иногда в пределах одного речевого фрагмента могут ветретиться слова с различной маркировкой, контрастирующие друг с другом, например, Коли за доброту воздастся (книжн., устар.), то я в толстовцы пойду. Буду вместо мяса одни рисовые котлеты трескать (прост.) (Г. Бокарев), — Где-то, кто-то, как у нас деликатно выражаются, недоработал, а другой кто-то этот грех по доброте душевной отпустил. До следующего покаяния. Этим двум хорошо. Простившему лестно себя гуманистом чувствовать, прощенному можно опять ваньку валять (Г Бокарев) Но бывает и так, что маркированные слова, употребленные в одном тексте, поддерживая друг друга, усиливают экспрессивность и даже передают ее своим нейтральным партнерам, ср. Шли вокруг актера споры. Да не просто шли — гремели, пылали, бушевали.

В разных контекстах сила и характер экспрессии могут изменяться Воспользуемся для иллюстрации этого явления примерами из работы Е. Ф. Петрищевой [4], в которых одно и то же слово сборище реализует разные коннотации 1) Самгин отказался, его утомляли эти почти ежедневные сборища, на которых люди торопливо и нервозно пытались избыть свою тревогу (М. Горький), 2) В этих мирных вечерных сборищах с негромкими душевными разговорами была своя прелесть, неведомая Авдотье раньше (Г. Николаева), 3) А у вас тут, кажись, сборище сегодня? В 1) слово сборище имеет ярко выраженную отрицательную оценочность, во 2) — лишь шутливую окрашенность, в 3) — шутливо-фамильярную.

Богатство и разнообразие лексики, которую мы рассмотрели в данной главе в качестве экспрессивно-стилистической, создают огромные возможности для индивидуализации речи, для удовлетворения всех социальных потребностей, обслуживаемых литературным языком.

Максимально полезным и целесообразным при прохождении данной темы является анализ конкретных функций экспрессивно- стилистической лексики в конкретных текстовых условиях

Рекомендуемая литература

1. Винокур Т. Г. Закономерности стилистического использования языковых единиц М. 1980

2. Капанадзе Л. А. Современное городское просторечие и литературный язык//Городское просторечие Проблемы изучения М. 1984 С 5 — 12

3. Лукьянова Н. А. Экспрессивная лексика разговорного употребления Новосибирск 1986

4. Петрищева Е. Ф. Стилистически окрашенная лексика русского языка М. 1984

5. Русская разговорная речь Фонетика Морфология Лексика Жест/Отв редактор Е. А. Земская М., 1983 С 142 — 210

6. Русский язык и советское общество Лексика современного русского литературного языка М. 1968 С 129 — 150

7. Стернин И. А. Проблемы анализа структуры значения слова Воронеж 1985 С 89 — 129

8. Шмелев Д. Н. Русский язык в его функциональных разновидностях М., 1977 С 85 — 135