Книга о хорошей речи - Голуб И.Б., Розенталь Д.Э. 1997

Образность речи
Какую речь называют образной

Дивной вязью он [народ] плел невидимую сеть русского языка: яркого, как радуга, вслед весеннему ливню, меткого, как стрелы, задушевного, как песня над колыбелью, певучего и богатого.

А.Н. Толстой

Какую речь называют образной

Николай Васильевич Гоголь писал: «Нет слова, которое было бы так замашисто, бойко, так вырвалось бы из-под самого сердца, так бы кипело и животрепетало, как метко сказанное русское слово». Вдумайтесь в эту мысль: писателя восхищает метко сказанное слово, то есть слово образное, живое, эмоциональное. Именно оно не оставляет равнодушным ни слушателя, ни читателя.

Искусству образной речи нас учат писатели и поэты. В чем же особенность использования языковых средств художниками слова? Как им удается достичь красочности описаний?

Образность речи создается благодаря употреблению слов в переносном значении. Например:

Стало тепло, необычно для такого времени. Моросил бисерный дождь, такой воздушный, что, казалось, он не достигал земли и дымкой водяной пыли расплывался в воздухе. Но это была видимость. Его теплых ручьями растекавшихся вод было достаточно, чтобы смыть дочиста снег с земли, которая теперь вся чернела, лоснясь, как от пота.

Малорослые яблони, все в почках, чудесным образом перекидывали из садов ветки через заборы на улицу. С них, недружно перестукиваясь, падали капли на деревянные тротуары. Барабанный разнобой их раздавался по всему городу. <…> В час ночи от самого грузного, чуть шевельнувшегося колокола у Воздвиженья отделилась и поплыла, смешиваясь с темной влагой дождя, волна тихого, темного и сладкого гудения. Она оттолкнулась от колокола, как отрывается от берега и тонет, и растворяется в реке отмытая половодьем земляная глыба (Б. Пастернак).

Описание теплого дождя и колокольного звона в предутренний час легко переносит наше воображение в ту далекую пасхальную ночь, о которой повествует автор. В чем же секрет этой наглядности, картинности описания? Несомненно, в использовании лексических образных средств. Писатель называет дождь бисерным, воздушным, сравнивает его с дымкой водяной пыли; земля под пером мастера становится живой: ее поверхность лоснится, как от пота яблони тоже оживают и перекидывают свои ветки через заборы… Колокольный звон обретает зримые очертания: он отделяется и плывет волной, отталкиваясь от колокола, и автор сравнивает его тяжелый звук с земляной глыбой, что в половодье отделяется от берега и тонет, растворяясь в реке!

Эту картинность описаний создают тропы (от греч. тропос — образ) — слова, употребленные в переносном, образном значении. Тропы нужны художнику слова для наглядности изображения предметов, явлений, картин природы, тех или иных событий.

Иногда неправильно считают, что к тропам обращаются лишь при изображении необычных, исключительных картин. Тропы могут быть и ярким средством реалистических описаний, лишенных романтического ореола. В таких случаях самые обыкновенные слова обретают большую выразительную силу. Например:

Я был жалок. Исхудалое лицо мое несло на себе пережитое — морщины лагерной вынужденной угрюмости, пепельную мертвизну задубенелой кожи, недавнее отравление ядами болезни и ядами лекарств, от чего к цвету щек добавлялась еще и зелень. От охранительной привычки подчиняться и прятаться спина моя была пригорблена. Полосатая шутовская курточка едва доходила мне до живота, полосатые брюки кончались выше щиколоток, из тупоносых лагерных кирзовых ботинок вывешивались уголки портянок, коричневых от времени. Последняя из этих женщин не решилась бы пройтись со мною рядом!.. Но я не видел сам себя (А. Солженицын).

Разве может оставить нас равнодушными такое описание? В нем образность речи создают художественные определения, которые с беспощадной откровенностью рисуют трагизм вынужденного падения человека, ставшего жертвой произвола.

Можно привести немало примеров, как с помощью тропов изображаются явления, лишенные возвышенного, романтического ореола; предметы неэстетические, вызывающие у нас отрицательную оценку. Сошлемся на известные строки О. Мандельштама: «Я вернулся в мой город, знакомый до слез… Петербург, у меня еще есть адреса, по которым найду мертвецов голоса. Я на лестнице черной живу, и в висок ударяет мне вырванный с мясом звонок. И всю ночь напролет жду гостей дорогих, шевеля кандалами цепочек дверных».

Такие примеры убеждают нас в том, что тропы могут живописать и явления неэстетические, которые все же нас глубоко волнуют. Так что не правы те, кто утверждает, что образная речь призвана украшать описания, придавать стилю изящество и легкость. Для стилистической оценки тропов важна не их условная красивость, а их органичность в тексте, обусловленность их содержанием произведения.

В то же время важно заметить, что в художественной речи используется своеобразный стилистический прием, когда писатель намеренно отказывается от тропов и употребляет все слова только в их точных значениях. Например:

Мы с тобой на кухне посидим,
Сладко пахнет белый керосин.
Острый нож да хлеба каравай…
Хочешь, примус туго накачай,
— А не то веревок собери,
Завязать корзину до зари,
Чтобы нам уехать на вокзал,
Где бы нас никто не отыскал.

(О. Мандельштам).

Такая художественная речь, в которой все слова используются лишь в прямом значении, называется автологической, в отличие от металогической, оснащенной тропами. Как видно из примера, отсутствие тропов в речи еще не свидетельствует о ее бедности, невыразительности. Все зависит от мастерства писателя, поэта. Однако если он не использует тропов, условием художественности речи является наблюдательность автора, его умение подчеркнуть характерные детали, точность словоупотребления и т. д. В речи же, насыщенной тропами, мастерство писателя проявляется в искусной метафоризации, в привлечении разнообразных стилистических приемов для создания ярких художественных образов.

Век мой, зверь мой, кто сумеет
Заглянуть в твои зрачки
И своею кровью склеит
Двух столетий позвонки?
Кровь — строительница хлещет
Горлом из земных вещей,
Захребетник лишь трепещет
На пороге новых дней. <… >

Совершенства в стилистике образной речи достигают большие художники; наиболее интересные примеры находим в поэзии, так как здесь каждое слово особенно выпукло, заметно, и каждый художественный образ получает особый заряд выразительности благодаря законам воздействия стихотворных строк на наше восприятие. Как эмоциональна, например, образная речь цитированного уже поэта! Какой силой веет от таких его строк!

И еще набухнут почки,
Брызнет зелени побег,
Но разбит твой позвоночник,
Мой прекрасный жалкий век!
И бессмысленной улыбкой
Вспять глядишь, жесток и слаб,
Словно зверь, когда-то гибкий,
На следы своих же лап.

(О. Мандельштам)

Стилистика образной речи сложна и многопланова, ее изучение требует детальной характеристики всех тропов, которыми так богат наш язык, и творческого освоения их мастерами художественного слова. Ведь одни и те же предметы и явления писатели изображают по-разному, у них художественные образы всегда самобытны, неповторимы. Например, поэт И. Никитин о небе сказал: Под большим шатром голубых небес вижу даль степей зеленеется… — небо предстало поэту как шатер. У Фета оно рождает совсем иные ассоциации: За мглой ветвей синеют неба своды, как дымкою подернуты слегка, и, как мечты почиющей природы, волнистые проходят облака. Другие художественные образы положены в основу изображения неба у Н. Некрасова:

Весной, что внуки малые,
С румяным солнцем-дедушкой
Играют облака…
Из небольших разорванных,
Веселых облачков
Смеется солнце красное.
Как девка из снопов.

У раннего Есенина есть образ: Алый мрак в небесной черни начертил пожаром грань, а в расцвете своего мастерства поэт писал: Небо как колокол, месяц — язык…

Не только у разных авторов при описании близких явлений мы находим самобытные образы, но и в творчестве каждого художника один и тот же предмет может получать воплощение в совершенно различных тропах. Так, Есенин, сравнивший небо с колоколом, в другом случае пишет: На небесном синем блюде желтых туч медовый дым или: Ситец неба такой голубой, подметив, как Ягненочек кудрявый месяц гуляет в голубой траве, поэт в другом стихотворении скажет: Рыжий месяц жеребенком запрягался в наши сани или: Золотою лягушкой луна распласталась на тихой воде и т. д. Краски для образной речи неистощимы, как и творческая фантазия поэтов.

Если же образное словоупотребление начинает повторяться и те или иные тропы становятся привычными, они могут закрепиться в языке как новые значения слова (время летит, вихрь событий, военная гроза) или стать фразеологизмами (совесть заговорила, свернуться калачиком, как две капли воды). Такие тропы называются общеязыковыми в отличие от авторских. Причем любой троп может стать общеязыковым. При этом прямое значение слова стирается, а иногда и утрачивается совсем. Поэтому употребление общеязыковых тропов не рождает в нашем представлении художественных образов, отчего они малоинтересны в стилистическом отношении.

А бывают и такие тропы, употребление которых нежелательно, потому что они не только не создают образа, но и обесцвечивают слог, делают язык невыразительным. И тогда говорят уже не о тропах, а о речевых штампах. Так, журналист придумал свежий, оригинальный заголовок газетной статьи об уборке хлопка — «Белая страда». Когда-то собратья по перу порадовались такому удачному выражению. Но вскоре газетные полосы запестрели белыми спартакиадами, белыми рейсами, голубым патрулем, зеленым патрулем, зеленой жатвой и т. п. Возник штамп, а сейчас подобные «находки» воспринимаются уже как проявление дурного вкуса.

Не будем подражать дурным примерам. Попробуем проникнуть в секреты образной речи наших любимых писателей, у которых есть чему поучиться.