Грамматическое учение о слове - В.В. Виноградов 1986
Части речи
Глагол
Категория залога в освещении акад. Д. Н. Овсянико-Куликовского. Синтаксические противоречия в учении Овсянико-Куликовского
Д. Н. Овсянико-Куликовский односторонне воспринимает учение Потебни о залоге. Он устраняет соображения Потебни о генезисе и эволюции категории залога, о связи ее с разными типами предложения. Вместо этого он разбавляет потебнианское учение о залоге психологизмом. Он своеобразно изменяет мысль Потебни об отсутствии полноты энергии в субъекте страдательного оборота. Овсянико-Куликовский определяет залог так: "Залогами называются те глагольные формы, в которых воспроизведено отношение подлежащего как лица действующего к сказуемому как к действию, с точки зрения подлинности, фиктивности и мнимости роли подлежащего как производителя признака, данного в лексическом значении глагола-сказуемого" (499). Такая оценка роли подлежащего невозможна вне лексической характеристики глагола. Например, в выражении камень лежит — камень представляется фиктивным производителем действия, и это представление зависит от лексического значения глагола лежать (500). Категория залога, следовательно, помещается Д. Н. Овсянико-Куликовским на самой границе грамматики и лексикологии, в переходной между ними зоне. Характерное для Потебни стремление к учету взаимодействия лексических и грамматических значений у Овсянико-Куликовского отзывается смешением тех и других. Залоговое значение, по Овсянико-Куликовскому, — это свойство глагола изображать деятельность подлежащего либо как подлинную, либо как фиктивную или мнимую: "Смотря по лексическому значению глагола, эта мнимость колеблется то в ту, то в другую сторону, увеличиваясь и уменьшаясь". Понятие мнимости, фиктивности у Овсянико-Куликовского двусмысленно. Иногда оно — лексическое, иногда — грамматическое. Тем не менее им определяется грамматическое различие между двумя основными залогами: действительным и страдательным. "Страдательный залог, — учит Овсянико-Куликовский, — есть форма глагола, заставляющая нас мыслить подлежащее как недействующее или, лучше, мнимо действующее и только отвечающее на вопрос: кто? что?". Подлежащее при формах страдательного залога является лишь мнимым производителем признака, "иначе говоря, можно назвать мнимою его деятельность". В отличие от страдательного, действительный залог есть "форма глагола, заставляющая нас мыслить подлежащее как лицо действующее, причем самая деятельность его может быть либо подлинною, либо фиктивною", в зависимости от лексического значения глагола. Ср.: я гуляю и камень лежит. Дальнейшее различение залоговых значений у Овсянико-Куликовского носит еще менее грамматический характер. Оно грешит грубым смешением грамматических и лексических признаков, выделяемых с психологической точки зрения. Так, различая две формы страдательного залога (причастно-страдательный оборот и возвратно-страдательный глагол на -ся), Овсянико-Куликовский вслед за Потебней находит разницу между этими формами "в степени мнимости подлежащего как производителя признака". В формах типа подсудимый был оправдан эта мнимость подлежащего как производителя признака — полная, в пассивных конструкциях с формами на -ся (мост строится) степень мнимости уже не та. Так, например, в выражении эта дверь плохо запирается достаточно ясно сквозит "представление о двери как о действующем лице — как будто дверь сама так делает, что ее трудно запереть". Таким образом, и в формах страдательного залога на -ся наблюдается колебание в степени мнимости подлежащего как производителя действия, в зависимости от различий лексического значения глагола. В одних глаголах эта мнимость затушевана, в других выступает очень ярко. Например, в таких выражениях, как заседание открывается, обед варится, публика не допускается, книга печатается и т. д., "уже гораздо труднее или совсем невозможно представить себе подлежащее действующим". Все же "отсутствие страдательного причастия и действительная форма глагола в этом обороте обусловливают собою то, что подлежащее здесь не имеет столь яркого характера мнимости (в смысле производителя признака), каким оно отмечено в обороте с причастием страдательным". Так Овсянико-Куликовский отделяет страдательное значение от грамматической формы (ведь форма глагола, по словам Овсянико-Куликовского, здесь "действительная") и ставит его в полную зависимость от лексических значений слов и от стилистических особенностей словоупотребления.
Классификация форм действительного залога в теории Овсянико-Куликовского производится уже с иной точки зрения — именно с точки зрения отношения действия к субъекту и объекту, а также взаимоотношений между субъектом и объектом действия (а не с точки зрения подлинности или "мнимости" подлежащего). Устанавливаются две разновидности глаголов действительного залога: 1) переходные (распадающиеся на: а) прямопереходные — с винительным прямого дополнения и б) косвенно-переходные) и 2) непереходные глаголы. Далее различаются следующие разряды непереходных глаголов:
1) непереходные, которые также могут быть и переходными, например: говорить, читать, петь;
2) непереходные — с частицей -ся, которую нельзя отделить (т. е., отделивши которую, нельзя получить живой формы глагола), например: скитаться, бояться, выспаться, сниться, смеяться, улыбаться. Это так называемые "общие" глаголы. Здесь, по словам Овсянико-Куликовского, "на первый план — в чисто грамматической сфере мысли — выдвигается само действие (состояние), с оглядкою на лицо, которому оно принадлежит";
3) непереходные — с отделяющейся частицей -ся (соответствующие глаголы без частицы -ся — переходны), например: молиться, рыться, возиться, носиться, копаться, томиться, водиться и т. п. Здесь доминирует "представление, что действующее лицо как бы поглощено своею деятельностью, ушло в нее целиком";
4) возвратные — тоже с частицей -ся, "которая здесь указывает на то, что действие подлежащего направлено на него же самого";
5) взаимные — драться, бросаться, целоваться и т. д. — с частицей -ся, "намекающей на то, что объекты действия — это те же действующие лица";
6) те же глаголы — ругаться, драться, сражаться и пр., но только без указания на взаимность;
7) непереходные — без -ся: спать, лежать, умирать, страдать, болеть и т. д.
Таким образом, здесь уже использован анализ возвратных глаголов, произведенный К. С. Аксаковым, Ф. Ф. Фортунатовым и А. А. Потебней, и несколько приспособлен к старому учению о залогах. Но в самой классификации непереходных глаголов у Овсянико-Куликовского наблюдается беспорядочное смешение разных критериев — лексических, морфологических и синтаксических.
Понятие непереходности, по мнению Овсянико-Куликовского, имеет разные степени. "Непереходность различных глаголов неодинакова: многие из них стоят на границе между переходностью и непереходностью. Одни и те же глаголы могут быть переходными и непереходными. Например, непереходный глагол рыдать в стихах:
Не рыдай так безумно над ним: Хорошо умереть молодым...
(Некрасов)
уже отмечен характером некоторой переходности.
Итак, "употребляя какой-нибудь глагол (в предложении), мы представляем себе его специальные отношения к действующему лицу, с одной стороны, и к внешним предметам (объектам) — с другой; если в нашем грамматическом ощущении перевешивают первые (отношения к действующему лицу), то это глагол непереходный; если перевешивают вторые (отношения к объектам), то это глагол переходный". Так как отношение глагола-сказуемого к подлежащему выражается в согласовании, а его отношение к дополнению — в управлении, то непереходность есть перевес согласования над управлением. Переходность, наоборот, — признак роста управления.
Легко заметить, что у Овсянико-Куликовского слились и смешались в категории "действительных" глаголов глаголы самого различного грамматического содержания и строения: тут и переходные, и непереходные без -ся, и общие глаголы, и все разряды возвратных. В основу классификации залогов положены три совершенно разнородных и несоотносительных признака: 1) различие в отношениях между подлежащим и реальным производителем действия — признак синтаксический, связанный с вопросом об активных и пассивных оборотах; 2) лексико-синтаксическое различие глаголов в зависимости от их переходных, непереходных и косвенно-переходных значений; 3) различие в значениях, вносимых в так называемые "возвратные" глаголы аффиксом -ся.
Концепция Овсянико-Куликовского эклектически комбинирует разные учения о залогах. Она пропитана наивным психологизмом. Однако заслуга Овсянико-Куликовского состояла в том, что он с точки зрения современного языка глубже осветил понятие переходности и непереходности глагола и разъяснил, следуя за Потебней, невозможность отделять от категории залога вопрос об активных и пассивных оборотах.