Русская литература. Просто о важном. Стили, направления и течения - Егор Сартаков 2019


А.П. Чехов, Вишневый сад: Смех против страха

По количеству театральных постановок в мире Чехов уступает только Шекспиру. «Вишневый сад» – последняя пьеса Чехова, написанная незадолго до его смерти. Ее значение до сих пор до конца не разгадано, начиная от символизма и заканчивая жанром: может ли эта комедия заканчиваться смертью забытого всеми старика? Попробуем это выяснить – как и то, что делает Чехова одним из величайших драматургов мира.

Чехов и театр

Роман Чехова с театром состоялся в конце жизни писателя – в 1890-е годы. Московский художественный театр, на генеральном занавесе которого до сих пор изображена чеховская чайка, подарил Чехову известность драматурга и режиссера Константина Станиславского, который верно и тонко почувствовал «новую драматургию» чеховских пьес. На репетициях «Чайки» Чехов познакомился с актрисой Художественного театра Ольгой Книппер, с которой поженился в июне 1901 года.

Чехов болел туберкулезом, последние годы жизни он провел в Крыму. Он купил участок под Ялтой, построил дом и занимался сочинительством. Когда очередная пьеса была готова, он сообщал об этом Станиславскому, и пьесу передавали на постановку Художественному театру.

В 1903 году Чехов показал Станиславскому новую пьесу. Когда режиссер брал в работу новое произведение, он собирал всю труппу театра и устраивал читку. На читке «Вишневого сада» оказался другой известный драматург Художественного театра Максим Горький. Автор нашумевшей драмы «На дне», за которую получил большую Пушкинскую медаль, назвал пьесу Чехова просто «говорильней».

Несмотря на негативную оценку, Горький точно почувствовал необычный конфликт пьесы. В основе любого произведения лежит столкновение: если герои не вступают в противоречие, сюжет не движется. Для драмы это особенно актуально, потому что в театре есть только действие. Русские драматурги это прекрасно чувствовали: в «Горе от ума» Чацкий выступает против фамусовского общества, а в «Грозе» Островского описано столкновение Катерины и «темного царства». В «Вишневом саде» все сложнее.

Конфликт или влюбленность

На первый взгляд конфликт произведения социальный: в противоречие вступают бывшие хозяева вишневого сада Раневская и Гаев и его новый владелец Лопахин.

По сюжету Раневская и ее дочь Аня возвращаются из Парижа после пятилетнего отсутствия в имение, которое хотят пустить с молотка. Семья разорена: Раневская растратила в Париже последние деньги на любовника. И вообще она ужасно непрактичная: обедает только в дорогих ресторанах, раздает щедрые милостыни, когда дома нечего есть. Брат Раневской Гаев, проевший все состояние «на леденцах», тоже беспомощен. Его 87-летний слуга Фирс следит, чтобы барин оделся или пообедал. Сам Гаев теперь имеет только одну страсть – бильярд. Семью окружают недотепы и приживальщики. Это соседский помещик Симеонов-Пищик, который постоянно просит в долг и никогда не отдает, циркачка Шарлотта, приехавшая вместе с Раневской, конторщик Епиходов, который сватается к горничной Дуняше.

Раневская и Гаев уверены, что проценты за имение как-то удастся заплатить. И только один человек постоянно говорит об обратном – Ермолай Алексеевич Лопахин. Он же в итоге купил имение и вырубил сад. То есть перед нами социальная пьеса о том, что милым и добрым, но отнюдь не практичным дворянам идут на смену дельцы и предприниматели, подобные Лопахину. Именно так трактовал пьесу Станиславский, а вслед за ним и все русские режиссеры.

Но никакого конфликта между Раневской и Лопахиным нет. Лопахин прямо говорил Раневской и Гаеву, что нужно сделать, чтобы не потерять имение: «Ваше имение находится только в двадцати верстах от города, возле прошла железная дорога, и если вишневый сад и землю по реке разбить на дачные участки и отдавать потом в аренду под дачи, то вы будете иметь самое малое двадцать пять тысяч в год дохода. ‹…› Вы будете брать с дачников самое малое по двадцати пяти рублей в год за десятину, и если теперь же объявите, то я ручаюсь чем угодно, у вас до осени не останется ни одного свободного клочка, все разберут». Когда Раневская и Гаев не прислушались к Лопахину, он стал хозяином сада и сам осуществил свой план.

Великий русский режиссер Анатолий Эфрос обратил внимание на то, что самые светлые воспоминания о детстве у Лопахина связаны именно с Раневской. Семейство Лопахиных было крепостным в имении. Отец часто поколачивал Ермолая, и тогда за него вступалась Любочка Раневская: отводила в свою комнату, умывала, разговарила с ним. Эфрос высказал убедительное предположение, что в действительности Лопахин влюблен в Раневскую, поэтому все не решается сделать предложение Варе. О каком же конфликте можно в таком случае говорить?

Комедия или трагедия

Станиславский и Чехов спорили о жанре произведения. Чехов настаивал, что это «комедия, местами даже фарс». Станиславский считал, что «для простого человека это трагедия». И постановка Художественного театра не понравилась Чехову, который после премьеры признался: «Алексеев (настоящая фамилия Станиславского) загубил мою пьесу».

Что смешного можно найти в «Вишневом саде»? Прежде всего комичны второстепенные персонажи. Епиходов, Симеонов-Пищик и Шарлотта. Симеонов-Пищик сбился с ног, добывая деньги; Епиходов получил в пьесе прозвище «двадцать два несчастья»: то ему ботинки жмут, то снится странный сон о квасе с тараканом, то он поет серенаду возлюбленной на «мандолине», не попадая ни в одну ноту. Шарлотта показывает неуместные фокусы, а однажды даже после монолога «достает из кармана огурец и ест». Откуда у нее был огурец? Почему она его носит с собой? Загадка.

В Раневской и Гаеве на первый взгляд комизм отсутствует. За четыре действия они плачут пять раз. Но даже их искренние переживания в определенном контексте кажутся неглубокими. Например, патетический монолог Раневской о любви к России: «Видит Бог, я люблю родину, люблю нежно, я не могла смотреть из вагона, все плакала», – прерывается резко бытовым: «Однако же надо пить кофе». Таким же показан в пьесе и Гаев. Так, в последнем действии монолог Гаева «Столько я страдал!» корректируется ремаркой: «Дверь в биллиардную открыта, слышен стук биллиардных шаров. У Гаева меняется выражение, он уже не плачет».

У Чехова сквозь водевиль просматривается трагизм; сквозь комизм и нелепость проглядывает лицо драмы и трагедии. Расставаясь с имением, Гаев не может удержаться от привычной высокопарности: «Покидая этот дом навсегда, могу ли я умолчать, ‹…› чтобы не высказать на прощанье те чувства, которые наполняют теперь все мое существо». Его прерывают, следует привычно-сконфунженное: «Дуплетом желтого в середину…» – и вдруг он произносит: «Помню, когда мне было шесть лет, в Троицын день я сидел на этом окне и смотрел, как мой отец шел в церковь». Искреннее чувство вырвалось из оков, в душе этого человека словно зажегся свет, за простыми словами обнаружилась реальная боль.

Такой момент истины, трезвого осознания себя наступает у каждого персонажа. Едва ли комичным можно назвать последний монолог Симеонова-Пищика: «Ну, ничего… Ничего… Будьте счастливы… Бог поможет Вам… Ничего… Всему на этом свете бывает конец…» Полны трагизма размышления Шарлотты: «А откуда я и кто я – не знаю… Кто я, зачем я – неизвестно». Она не знает ни родителей, ни своей национальности. Когда-то в детстве ее подобрал бродячий цирк. Она человек без паспорта, без родины, без близких… И даже следующая за этим монологом ремарка про огурец – лишь форма трагической эксцентрики, характерной для персонажей Чехова. Такая же реальная боль обнаруживается в монологах Епиходова, который вдруг признается, что всегда носит с собой оружие: «Никак не могу понять направления, чего мне, собственно, хочется, жить мне или застрелиться». Да ведь это же Гамлет!

«Вишневый сад» – это скорее лирическая комедия, когда с помощью юмора автор осмысляет жизнь в ее странных и грустных противоречиях. Трагическое постоянно сбивается на фарс, а сквозь комическое проступает драма.

Постоянное соединение фарса и глубокой человеческой трагедии характерно и для ремарок пьесы. Вот, например, как Чехов описывает сцену в начале второго акта: «Поле. Старая, покривившаяся, давно заброшенная часовенка, возле нее колодец, большие камни, когда-то бывшие, по-видимому, могильными плитами, и старая скамья. Видна дорога в усадьбу Гаева. В стороне, возвышаясь, темнеют тополи: там начинается вишневый сад. Вдали ряд телеграфных столбов, и далеко-далеко на горизонте неясно обозначается большой город, который бывает виден только в очень хорошую, ясную погоду». Очевидно, второе действие проходит на кладбище. Здесь Епиходов поет серенаду горничной Дуняше. Потом здесь же Гаев на вопрос Раневской о звуках вдалеке отвечает: «Это наш знаменитый еврейский оркестр. Помнишь, четыре скрипки, флейта и контрабас».

На кладбище Раневская советует Гаеву устроить в имении бал 22 августа, когда имение пойдет с молотка. Этакое безудержное веселье во время похорон под музыку свадебного оркестра! Не зря некоторые исследователи называют Чехова одним из представителей абсурдизма в русской литературе.

Два сюжета

Если у произведения нет конфликта и «чистого» жанра, то на чем же держится единство текста? На этот вопрос убедительно ответил В.И. Немирович-Данченко – друг и соратник Станиславского по Художественному театру. Он настаивал, что в пьесе Чехова «два сюжета» – внешний и внутренний, или «подводное течение». И если внешний сюжет вполне традиционный (гибель дворянских гнезд), то на уровне «подводного течения» это пьеса о том, какую разрушительную силу имеет над нами время и как неминуема смерть. Внутренний сюжет пьесы выразил главный страх умирающего драматурга – скоротечность времени. Поэтому Чехов и пишет комедию о смерти. Ему страшно умирать, и он хочет этот страх заглушить смехом.

Только у двоих персонажей комедии есть часы – это Раневская и Лопахин. Но для нее время уже остановилось, а его время как раз началось. Обостренным чувством времени Чехов близок современному читателю и предвосхитил мировую литературу XX века: романы американца Фолкнера, француза Пруста, серба Павича. «Христос был не распят, он был стерт часовыми колесиками», – стержневая мысль романа Фолкнера «Шум и ярость» намного раньше на трагической ноте прозвучала у русского драматурга.

Не зря у пьесы кольцевая структура: в первом действии забыли Лопахина, когда поехали встречать Раневскую, а в последнем – старика Фирса. Умирает сад, поэтому уходит и его хранитель. Закончилось его время. Да и время драматурга тоже истекло.

Последняя сцена

Смерть Чехова напоминает последнюю сцену из его ненаписанной пьесы. За несколько часов до смерти писатель рассмешил жену, выдумав историю о внезапно сбежавшем из ресторана поваре, который оставил голодными богатых туристов. Впервые в жизни сам послал за доктором. В его присутствии поставил себе последний диагноз, сказав по-немецки: «Я умираю». Потом выпил бокал шампанского, улыбнулся, повернулся к стене и замолк навсегда. А по гостиничному номеру металась огромная черная бабочка, и среди ночи вдруг выстрелила пробка из недопитой бутылки.

* * *