Русский со словарем - Ирина Левонтина 2016

Картина мира
Гостеприимство головой об стенку

В пору работы над синонимическим словарем я обратила внимание на то, сколько в русском языке слов на тему гостеприимства: гостеприимство, радушие, хлебосольство… Радушие указывает в первую очередь на любезность и приветливость по отношению к гостям. Это скорее черта поведения, чем состояние души. Радушие может быть и не вполне искренним, показным. В слове гостеприимство на первом плане — готовность впустить чужого человека в свой дом или даже предоставить ему кров. Для гостеприимного человека его дом не крепость, а место, куда он рад пригласить гостей. Гость для него не обуза, а подарок. Наиболее специфичное качество обозначается словом хлебосольство.

Хлебосольный хозяин любит потчевать своих гостей, искренне радуясь, когда они едят много и с удовольствием.

Вообще оказывается, что все это отлично вписывается в русскую языковую картину мира, о чем мы неоднократно писали с Алексеем Шмелевым. Хлебосольство согласуется с представлением о широте русской души, о любви к размаху и нелюбви к мелочности. Гостеприимство и радушие могут быть присущи самым разным народам, но странно было бы говорить о грузинском или итальянском хлебосольстве. Хлебосольство обычно бывает русским или украинским. Чаще всего хлебосольство упоминается как сугубо московская черта. Она играет важную роль в традиционном для русской культуры противопоставлении Москвы и Петербурга (даже само сочетание петербургское хлебосольство звучало бы странно).

Да и слово потчевать весьма характерно — эта наступательная теплота, от всей души и с полным отсутствием представления о чужой личной сфере, так что доходит часто до «демьяновой ухи».

Впрочем, с семантическими, а тем более с этнокультурными исследованиями связана одна трудность. Тут наши рассуждения могут быть сколь угодно убедительными, но едва ли по-настоящему доказательными. И найдется кто-то, кто встанет в позу Станиславского и скажет: «Не верю!» Всегда можно заявить, что исследователь, мол, находится в плену собственных культурных стереотипов и «вчитывает» в слово то, чего в нем вовсе нет. А в океане интернета на любое утверждение о слове легко выловить парочку контрпримеров. Поэтому так приятно бывает получить своего рода привет издалека — скажем, похожий вывод, только сделанный на другом материале, в другой науке, в другое время.

И вот недавно я неожиданно получила такой привет. Я читала книгу знаменитого сиониста Владимира Жаботинского «Пятеро» — роман об Одессе начала XX века, в центре повествования там колоритное еврейское семейство.

Книга написана в 1936 году по-русски, и замечательная филологическая одаренность автора видна на каждой странице. И вот что я там вычитала:

В жизни я, ни до того, ни после, не видал такого гостеприимного дома. Это не было русское гостеприимство, активно-радушное, милости просим. Тут скорее приходилось припомнить слово из обряда еврейской Пасхи: «всякий, кому угодно, да придет и ест». После я узнал, что Игнац Альбертович выражал эту же мысль формулой на языке своего житомирского детства, и это была одна из его любимых поговорок: «А гаст? митн коп ин ванд!», т. е. открой ему, гостю, двери на звонок, скажи: вот стулья, а вот чай и сдобные булочки: и больше ничего, не потчуй его, не заботься о нем, пусть делает что угодно — «хоть головой об стенку». Должен признаться, что это и в самом деле помогало гостям сразу чувствовать себя как дома.

Жаботинский — человек другого времени, совсем другого контекста, вообще к русской культуре относившийся довольно прохладно, а вот поди ж ты — начинает рассуждать о русском гостеприимстве, и сразу картинка получается «правильная»: эта обволакивающая душевность («активно-радушное», как он пишет, гостеприимство), это напористое угощение — потчевание. Слово хлебосольство, правда, не фигурирует, но слово потчевать тут как тут. Особенно ценно, что в фокусе внимания находится здесь не русское гостеприимство, а еврейское, русское же привлекается лишь для сравнения, и свойства его полагаются очевидными.

Но как чудесен этот еврейский способ выражения, когда словесная форма несет лишь ничтожную часть смысла! Можно ли догадаться, что формула «Гость? Головой об стенку!» выражает крайнюю степень гостеприимства?

В словах сказано так мало и даже совсем не то, все же остальное: и про сдобные булочки, и хоть, — все это, видимо, должно передаваться интонацией, мимикой, жестикуляцией или просто подразумеваться. Вспоминаются многочисленные анекдоты, которые невозможно передать на письме, ну там, как старый еврей получил телеграмму от сына и возмущается: «Вот наглец, пишет: «Папа, пришли деньги!» Неужели нельзя было нормально написать: «Папа, пришли деньги?»»