Имена чисел в современном русском языке: семантический, грамматический и функциональный аспекты - Лыков Александр Вадимович 2006

Категория дискретного количества и языковая числовая семантика
Базовые значения функционально-семантической категории количественности и их модификация с помощью количественных лексем

После нас — не потоп,

где довольно весла,

но наважденье толп,

множественного числа.

И. Бродский

Известно, что в сознании говорящего декларативные знания (лексика) не существуют отдельно от операционных (грамматика): «Оба типа знаний слиты в единстве, характеризующемся взаимопроникновением» [109, 35-36]. Одна из задач ФГ состоит в том, чтобы показать, как взаимодействует лексический состав и грамматический строй языка, как соотносятся лексико-семантические и грамматические категории.

Рассуждая о том, «какие категории признавать» в языке, О. Есперсен говорит о критериях формальной способности того или иного языка различать те или иные грамматические категории из общего набора: «Вопрос о том, сколько категорий и какие именно категории различает данный язык, должен решаться для языка в целом или, по крайней мере, для целых разрядов слов; для этого необходимо установить те функции, которые имеют формальное выражение» [80, 53-54].

В концепции И.И. Мещанинова понятийные категории имеют в своей основе языковую природу: «Смысловая сторона, конечно, должна обращать на себя внимание. Но при ее учете приходится придерживаться самого языкового материала» [173, 14].

А.В. Бондарко счел необходимым отказаться от термина «понятийная категория», который, действительно, вызывает ненужные ассоциации с термином «логическая категория» [31, 8]. ФСП трактуется им как «языковое представление определенной семантической категории в упорядоченном множестве разноуровневых средств и их функций» [29, 31].

В концепции А.В. Бондарко ФГ, прежде всего, ориентирована «на описание закономерностей и правил функционирования грамматических единиц, участвующих (во взаимодействии с единицами разных уровней языковой системы) в передаче содержания высказывания» [29, 31].

Рассматривая в качестве «исходного пункта» функционального описания языка морфологическую категорию, А.В. Бондарко определил критерии выделения ФСП: «Следующий шаг — определение других языковых элементов, которые взаимодействуют с данной морфологической категорией на базе частичной семантической общности» [31, 10]. ФСП количественности структурируется на основе противопоставления значений грамматической категории числа [238, 170-180].

Л.Д. Чеснокова также считает, что основным противопоставлением языковой категории количества является «единичность-множество». По ее мнению, «оппозиция один — не один (один — много) лежит в основе внутренней структуры категории количества» [266, 21], что ставит в центр данной категории морфологическую категорию числа.

Иной взгляд на иерархию количественных средств высказывает В.В. Химик, определяющий в качестве ядра «функционально-семантической категории количественности» числительные [252, 127], что, по сути, означает оппозицию значений абстрактного числа и значений, «конкретизирующих семантику ядра», — приблизительность, «опредмеченность» количества и т. д.

Центральная роль морфологической категории обусловливается, с точки зрения А.В. Бондарко, тем, что «она сосредоточивает в себе специальные средства выражения того содержания, которое свойственно данной функционально-семантической категории» и «представляет собой высоко организованную замкнутую систему» [31, 21]. Очевидно, что количественные числительные также удовлетворяют данным признакам. Однако А.В Бондарко приводит еще третий аргумент, который, действительно, придает особый статус граммемам числа. Они, в отличие от лексем числа, обязательны: «То, что избрано грамматикой, обязательно в смысле обязательной и тем самым регулярной актуализации» [31, 22].

Эта «концептуальная привилегированность грамматических значений числа» [192, 120] приводит к тому, что числовые граммемы в актуализации количественной информации уступают количественным лексемам, которые, будучи в высказывании факультативными, всегда выполняют специальное задание говорящего, передают числовую информацию «намеренно».

Смысл ’число’ принадлежит в русском языке к разряду системообразующих, поскольку, с одной стороны, входит «в состав значений многих языковых единиц разной природы» (лексических, синтаксических, словообразовательных и морфологических), с другой — активен «в правилах взаимодействия языковых единиц разных уровней», может предопределять грамматические свойства разных лексических единиц [5, 6].

Принадлежность количественных числительных (как и других средств выражения количества) к ФСП количественности должна быть определена на основе анализа взаимодействия количественных лексем с номинативными граммемами числа при передаче количественной информации.

Прежде всего, необходимо ответить на вопрос, является ли целесообразным объединение в границах некоторой более общей языковой категории количественности различных традиционно выделяющихся звеньев языковой системы: части речи числительного, лексико-семантических парадигм слов с количественной семантикой, морфологических, синтаксических способов выражения количества. Имеет ли такое соединение языковые основания? И, главное, как соотносятся два наиболее специфичных способа выражения количества: имена чисел и номинативные граммемы единственного и множественного числа?

Противопоставление граммем ед. и мн. ч. основано на привативных отношениях взаимной детерминации: эти граммемы отличаются наличием/отсутствием признака ’единичность’ и не могут существовать друг без друга.

В оппозиции «sg / pl» маркированным членом является граммема ед. ч., а граммема мн. ч. есть, по сути, осознание множественности через отрицание единичности. Базовую семантическую оппозицию в границах категории числа следует определить как единичность / неединичность (отрицание единичности). Это более универсальная оппозиция, чем ’единичность / множественность’ (’один / больше, чем один’). Номинативная граммема плюралиса — это, строго говоря, результат отрицания единичности, а не утверждения множественности. Эти когнитивные, едва уловимые семантические расхождения оказываются, например, релевантными при объяснении граммем числа местоимений я, ты. Очевидно, что граммема множественного числа мы — есть отрицание единичности «я», но не утверждение множественности «я». Мы — ’я — не один’, ’я и еще кто-то’. Этот смысловой нюанс в интерпретации мы точно уловил и поэтически выразил И.Бродский:

И я водворился в мире, в котором твой жест и слово

были непререкаемы…

С уст моих в разговоре стало порой срываться

личное местоимение множественного числа,

и в пальцах проснулась живость боярышника в ограде (Бродский).

Семантические особенности форм мн. ч. существительных и местоимений я, ты дают различные коммуникативно-просодические и синтаксические рефлексы при их взаимодействии во фразе с количественными словами, которые как раз выражают «утверждение множественности». Ср. предложения Пять писем вернулось (вернулись) домой и некоторая аномальность Пять нас вернулось (* вернулись) домой, в котором числительное, требуя акцентного выделения [180] и статуса клитики от местоимения, принадлежит реме высказывания. Местоимение мы (отрицание единичности «я») не может «нормально» взаимодействовать с числительным, с помощью которого актуализируется множественность «я» (пять нас буквально ’я и еще четверо со мной’). Утверждение (обязательная рематизация) множественности в этих условиях однозначно снимает возможность семантического числового согласования предиката с нас (невозможно: пять нас вернулись).

Д. О. Добровольский, сравнивая язык А. С. Пушкина с современным словоупотреблением, обращает внимание на необычную форму из «Пиковой дамы» — выжидая остальные минуты, — в которой глагол выжидать управляет множественным числом существительного, «в то время как по современным нормам при сочетании с обозначениями минуты временных отрезков типа секунды, минуты, часы, дни требуется конструкция с кванторным словом»: выжидать несколько минут [76, 168]. «Интересно, — резюмирует ученый — что обозначения таких отрезков времени, как месяцы, годы, десятилетия, века допускают аккузативное употребление без кванторного слова, ср. он ждал ее годы» [76, 168]. Исследователь, однако, не замечает, что в пушкинском контексте отсутствие оценочного квантора обусловлено стилистически:

Герман трепетал, как тигр, ожидая назначенного времени [половины двенадцатого — А.Л.]. В десять часов вечера он уже стоял перед домом графини <…> Герман стал ходить около опустевшего дома: он подошел к фонарю, взглянул на часы, — было двадцать минут двенадцатого. Он остался под фонарем, устремив глаза на часовую стрелку и выжидая остальные минуты. Ровно в половине двенадцатого Герман ступил на графинино крыльцо и взошел в ярко освещенные сени.

Очевидно, что выражение выжидая остальные несколько минут, эксплицирующее числовую неопределенность некоторой совокупности, было бы явной стилистической неудачей при описании трепетного, взволнованного Германа, считающего каждую минуту в отдельности. В контексте атрибут остальные имплицирует идею определенного числа (’десять минут’), являясь, по сути, косвенным квантором. В приведенном тексте проявляется функционально-стилистическая корреляция лексического и грамматического числа: для обозначения временного интервала оказывается более приемлемым отрицание единичности (мн. ч. минуты) и дискретное представление этого интервала, чем утверждение неопределенной множественности (несколько минут) и недискретное представление интервала. С другой стороны, экспликация числовой определенности ожидая остальные десять минут была бы невынужденным «стилистическим перебором» в квантитативно насыщенном контексте.

Таким образом, взаимодействие номинативной граммемы плюралиса и числовой лексемы в общем случае дополняет идею отрицания единичности идеей утверждения множественности, что проявляется в существенных коммуникативных различиях употребления субстантивной словоформы плюралиса исчисляемого имени (дома) и КГ с этим именем (пять домов). В высказывании граммема множественного числа оказывается закрытой собственной лексемой, выражающей идею качества; при подключении к исчисляемому имени количественного модификатора происходит смещение информативного акцента от качества к количеству. Это может быть показано на примерах, в которых граммема числа взаимодействует с лексемой количество в значении ’множество’:

(1) …обозревая это

количество морей, полей,

разбросанных меж нами, ты не

заметишь, что толпу нулей

возглавила сама (Бродский).

(2) Матрос отличается от лейтенанта

отсутствием эполет,

количеством лент,

нервами, перекрученными на манер каната (Бродский).

(3) Там была бы Библиотека, и в залах ее пустых

я листал бы тома с таким же количеством запятых,

как количество скверных слов в ежедневной речи,

не прорвавшихся в прозу, ни, тем более, в стих.

(4) Почти пейзаж. Количество фигур,

в нем возникающих, идет на убыль

с наплывом статуй (Бродский).

(5) Видимый мир заселен большинством живых.

Улицы освещены ярким, но посторонним

светом. И по ночам астроном

скрупулезно подсчитывает количество чаевых (Бродский).

Очевидно, что в контекстах, направленных на передачу количественной информации, граммема множественного числа имен существительных самостоятельно не справляется с этой задачей и требует актуализации количественными лексемами. В приведенных примерах пропуск лексемы количество без всякого изменения смысла текста возможен только в (5), в котором актуализация множественности достигается предикатом подсчитывает.

Базовый характер грамматической оппозиции единичность/не единичность проявляется и в том, что грамматические значения числа не допускают иных (эксплицитных) отрицаний: в нормальных контекстах увидеть не студента не означает увидеть студентов, а увидеть не студентов не то же самое, что увидеть студентов, поскольку в этом случае отрицается не количество, а качество (…а школьника (-ов), преподавателя (-ей) и т. п.). Экспликация отрицания граммемы ед.ч. есть нарушение грамматики, поскольку граммема плюралиса и есть отрицание единичности (не один = мн.ч.).

Важнейшая семантическая функция количественных лексем в плане их семантического взаимодействия с формами множественного числа исчисляемых имен состоит не только в актуализации множественности (количество студентов), но и в «сужении» заданного номинативными граммемами числового диапазона «не-один», экспликацией точного числа (пять студентов), или количественной оценки относительно определенной нормы (много студентов), или общего количественного впечатления (несколько студентов).

Референтом языковых выражений типа дома, много домов, несколько домов, десяток домов, ряд домов может быть одна и та же совокупность домов. В этом случае языковые единицы обозначенного ряда различаются способом осознания одного содержания. Форма множественного числа дома выражает идею множественности широкого диапазона [265, 12-13] ’больше одного’; с помощью КГ десять домов множество предметов в результате счета осознается как определенное; посредством КГ много домов выражается результат оценки предметного множества относительно известной нормы, при этом множество представляется как неопределенное; с помощью КГ несколько домов выражается результат интерпретации некоторого множества как неопределенного относительно малой мощности; с помощью КГ десяток домов множество осознается как определенное, мыслимое как одна счетная единица; посредством КГ ряд домов множество мыслится как неопределенное и упорядоченное.

В отличие от количественных числительных, счетные существительные типа пара, десяток обслуживают способы предметного счета, альтернативные тем, которые устанавливаются в соответствии с характером абстрактной счетной системы (ср. пара сапог и два сапога). Количественные существительные, не выражающие счетных единиц, имеют собирательное значение определенной упорядоченности множества (отряд, рой, куча).

Таким образом, функционально-семантическая категория количественности интерпретируется как единство семантических форм осознания количества и определенным образом («под эти формы») организованной языковой материи. Количественные слова в естественных контекстах функционируют как актуализаторы и модификаторы номинативных граммем числа.

Основные способы взаимодействия морфологических и лексических средств выражения числа в рамках семантического пространства функционально-семантической категории количественности представлены в следующей таблице, о незаполненных клетках которой можно сказать выразительными словами Б. Ахмадулиной:

Единственность, ты имени не просишь

И только так тебя я назову.

Лишь множества — не различить без прозвищ.