Этот удивительный русский язык - Алексей Забазнов 2012


Джон Ячменное Зерно

Так англичане и американцы называют спиртное. Когда в 1920 году в США началась эпоха сухого закона, члены одного из обществ трезвости похоронили символическую бутылку виски - Джона Ячменное Зерно.

История эта стала поводом для вопроса, который мне пришлось разгадывать на местной игре в "Что? Где? Когда?" Когда наш ведущий Женя задал вопрос "Кого хоронили в тот день?", а ответом оказался по сути неодушевлённый предмет - бутылка, я попытался оспорить форму вопроса, сказав, что надо было спрашивать не "кого", а "что". Женя совершенно справедливо возразил, что, поскольку бутыль была названа не обычным образом, а парафразом в виде человеческого имени, вопрос был абсолютно корректен: американцы похоронили не что-то, а кого-то: Джона (собственное имя одушевлённого предмета) Ячменное Зерно.

Одушевлённость и неодушевлённость суть те качества, разграничить которые бывет трудно. Мышь заведомо одушевлена, а трава - заведомо неодушевлена, но как быть с иными уровнями жизни?

Актриса Инна Ульянова в знаменитой рекламе чистящего порошка сообщала: ""Комет" и микробы убивает!" Не без ошибки ли она говорила? Очевидно, с ошибкой: микробы должны считаться скорее одушевлёнными предметами, соответственно, учёные классифицируют микробов, наблюдают микробов, разводят, изучают и используют микробов для своих научных целей. Но если речь зайдёт о вирусах, то тут уже сами микробиологи скажут, что они изучают вирусы, отделяют один вирус от другого, и снова испытывают вирусы; этот уровень жизни уже не содержит одушевлённых предметов, т.к. это, фактически, "безжизненная жизнь".

Но что если эта жизнь уже не то, что безжизненная, а мёртвая? Как правильно: "есть устриц и креветок" или "устрицы и креветки"? "Конечно же", скажешь ты, уважаемый читатель, ""устриц и креветок", потому что хотя бы, например, на столе и стоял жареный заяц, люди будут есть именно "зайца", а не "заяц"". Ответ совершенно верный, но мне доводилось читать выражения типа "устрицы часто едят особой вилкой". У меня в таких случаях остаётся только один вопрос: "Кого или что едят благовоспитанные устрицы особой вилкой?"

Бывают ситуации, когда неодушевлённый предмет обозначается названием одушевлённого, например, трактор - "железным конём", как писали те же Ильф и Петров. Такие случаи, как мне всегда казалось, не представляют трудности: исходная одушевлённость при переносе названия на неодушевлённой предмет сохраняется, и мы говорим: "через спортивного козла" или "через лежачего полицейского", хотя этот "полицейский" сделан из асфальта, а козёл - из стали, дерева и дерматина. "Робот" вообще от рождения одушевлённый, даже если это не человекоподобный робот, а промышленный автомат с таким названием.

Исключения из этого правила достаточно редки. Например, у В. Короткевича белорусское блюдо "колдуны" упоминается как неодушевлённое: "поставить на стол колдуны с грибами". В Библии под влиянием старославянского пишется, что Иоанн Креститель ел дикий мёд и "акриды", где акриды - насекомые вроде саранчи. Бывает, что соединение одушевлённого существительного с неодушевлённым даёт полностью неодушевлённое: "употреблять слова" + "использовать паразитов" = "употреблять слова-паразиты".

У В. Пикуля солдаты в "Баязете" "ставили единорог" (пушку), у В. Крапивина мальчики "запускали воздушный змей", у М. Булгакова царь Иван Васильевич "брал и выбрасывал селёдки". В трёх последних случаях за авторами-классиками признаётся право на отступление от норм, но, тем не менее, надо заметить, что в качестве одушевлённых "селёдки", "змей" и даже "единорог", чьё имя пришло из легенд, а не из жизни, выглядели бы лучше.

Почти неразрешимый случай, который мне довелось наблюдать, это "мастер" в значении "программа для неопытного пользователя компьютера". В компьютерной операционной системе "Виндоус" вы часто работали с такими программами, которые после решения своей задачи показывают окошко: "Закрыть мастер". Слово, обозначающее человека, было дано программе по вполне хорошему умыслу: чтобы не затирать лишний раз "приложение" или собственно "программу". Но оно оказалось во взвешенном состоянии, так как его нельзя стало отнести к одушевлённым, но и нельзя было включить в число неодушевлённых. Это последствие беспечности переводчика теперь может быть разрешиться в два результата: или вместо "мастера" в норму войдёт что-то другое (к примеру, то же "окно"), или неодушевлённое "мастер" для обозначения программы само станет нормой, что уже, в сущности, произошло с "редактором".

Но что позволено писателю и простительно техническому переводчику, то должно строжайше преследоваться у журналистов. Всякий раз, когда я читаю в газете, как "актёр играет персонаж" или "НПО выпускает крылатые богатыри", мне очень хочется подвергнуть журналиста строжайшей экзекуции. Потому что дай волю такому грамотею - и однажды мы прочитаем в газете: "Старинная задача. Перевезти в лодке волк, козёл и капусту, так, чтобы козёл не съел капусту, а волк - козёл". Бр-ррррр!